У Деборы упало сердце, Значит, мать не станет ее спасать.

Кэтрин усмехнулась, взглянув на дочь.

— Ни один капитан не хотел брать тебя, если я не соглашусь плыть вместе с тобой. Все говорили, что я нужна для того, чтобы держать под присмотром твои колдовские чары.

Дебора горько засмеялась.

— Ты ведь сама знаешь, что я не владею никакой силой. Ведь это ты ведьма — а не я…

Тут голос девочки дрогнул, и она всхлипнула от обиды.

— Я не понимаю, мама. Зачем ты сделала так, что все деревенские стали меня ненавидеть? Зачем ты заставила их поверить в то, что я колдунья?

Кэтрин глядела прямо перед собой, словно не видя дочь. Она не ответила.

— Зачем? — повторила Дебора. — Всю мою жизнь меня проклинали за чары, которые наводила ты. Как ты могла причинить мне столько горя? Я-то думала, что ты единственная на этой земле, кто меня любит.

Ледяное выражение лица Кэтрин не изменилось.

— Не могла же я допустить, чтобы они заподозрили меня, — верно? — заявила она наконец. После этого она добавила сквозь стиснутые зубы: — Я никогда тебя не хотела. Никогда. Но раз уж ты родилась, я решила сделать тебя полезной для себя.

Эти слова ужалили Дебору. Но они были настолько холодными, настолько страшными, что она никак не отозвалась на них и словно застыла от ужаса. Все еще не осознавая их до конца, она смотрела на мать, и сердце готово было выскочить из ее груди.

— Эти деревенские глупы, как коровы, — продолжала Кэтрин, презрительно роняя слова. — Я их ненавидела! Все они считали себя выше меня. Но я им показала, что к чему. Я заставила их дорого заплатить за свое презрение ко мне, а они так и не догадались, кто виноват в их бедах.

Дебора всхлипнула от ужаса. Но слез у нее уже не осталось.

— Ты все спихнула на родную дочь…

Кэтрин кивнула.

— Дочь родилась с голубым полумесяцем на виске. Это родимое пятно облегчило мою задачу. Деревенские сразу поверили, что ты колдунья.

«Она даже не жалеет об этом, — подумала Дебора, глядя в каменное лицо матери. — Она улыбается. Довольна собой!»

Девочка отвернулась. Ей было невыносимо горько смотреть на свою мать. Она свернулась калачиком на жесткой койке, прогоняя слезы.

«Хватит плакать. Слезами тут не поможешь. Эта женщина слишком отвратительная и подлая, чтобы тратить на нее слезы. А я самая несчастная девочка на свете! За что? Только продержаться, — решила она. — Только продержаться…»

Запертые в одной каюте на все время долгого плавания, Дебора и ее мать больше не разговаривали друг с другом. Дебора не поднимала глаз от пола и делала вид, что Кэтрин рядом с ней нет.

Днем Кэтрин читала старинную книгу, которую захватила с собой. Дебора всегда думала, что это молитвенник. Но теперь она поняла, что в книге описываются различные проклятия и заговоры. Ночью Кэтрин спала, не выпуская этой книги из рук.

Моряки, приносившие еду, разговаривали только с Кэтрин. Когда Дебора пыталась задавать им вопросы про плавание, они отводили взгляды и не отвечали.

В конце концов девочка поняла, что они ее ужасно боятся.

«Они в самом деле верят, что моя мать удерживает меня и не дает их заколдовать».

На третью неделю их плавания корабль попал в грозу. Его страшно швыряли огромные волны. Грохотал оглушительный гром. Дождь барабанил по палубе, проникал сквозь шов иллюминатора.

Много часов маленькая каюта ходила ходуном. Дебора хваталась за койку, но от бешеной качки она и ее мать летали от стены к стене. Стол и стул опрокинулись, скользили взад и вперед по полу. Деборе стало плохо, но она изо всех сил бодрилась, чтобы ее мать не заметила этого.

Она дала себе слово, что больше никогда не проявит перед ней свою слабость.

Никогда!

Через несколько дней после шторма Дебора лежала на своей койке и безучастно глядела в потолок. Она услышала за дверью мужские шаги, в который раз раздался звук отодвигающегося засова. Затем дверь открылась.

В каюту вошли шестеро моряков в голубых робах.

— Мы доплыли до острова, — объявил один из них Кэтрин. — Пойдешь с нами. Выводи свою дочь на палубу. Мы посадим ее в лодку и отвезем на остров.

— А потом мы сразу же поплывем в Англию? — спросила Кэтрин.

Моряк утвердительно кивнул.

— Да. Когда твоя дочь будет высажена на этот остров.

У Деборы сжалось сердце. Все ее тело напряглось.

«Вот и наступил этот момент, — подумала она. — Вот и подходит к концу мое плавание».

— Нам нужно торопиться, — сказал моряк Кэтрин. — Капитану не терпится избавиться от девчонки и тех несчастий, которые она несет с собой. Сбыть ее с корабля, и дело с концом.

— Дайте мне хотя бы накинуть свой плащ, — попросила Дебора.

Моряки, как всегда, сделали вид, что не слышат ее слов.

Дебора повернулась и аккуратно развернула синий плащ, который держала сложенным на полу возле койки. Она набросила его на плечи и закрыла голову капюшоном.

Кэтрин уже стояла, готовая, в своем черном плаще.

— Этот капюшон не защитит тебя от одинокой жизни, которая тебя ждет, — усмехнулась она.

— Мама, ты еще поплатишься за свою жестокость, — прошептала Дебора.

Кэтрин презрительно захохотала.

Моряки вывели их на палубу. Дебора заморгала от яркого солнечного света. Потом она посмотрела на остров. Его песчаный берег мягко мерцал под жарким солнцем.

«Что за странные деревья?» — подумала она, глядя на высокие, голые стволы, наверху которых виднелся пышный ворох длинных листьев. Никогда еще она не видела пальм и такого яркого и горячего солнца. Вода вокруг нее сверкала, словно россыпь бриллиантов, чистая и зеленовато-синяя.

Один из моряков прервал ее раздумья.

— Мы отвезем твою дочь к берегу на этой шлюпке, — сообщил он Кэтрин, показывая рукой на маленькую лодку. — Ты можешь остаться здесь.

Та согласно кивнула.

— Прощай, дочка, — равнодушно сказала она Деборе. Под черным капюшоном ее лицо сохраняло бесстрастное выражение.

Двигаясь с опаской, готовые к чему угодно, моряки окружили Дебору. Двое из них схватили ее за руки и потащили к маленькой лодке.

Внезапно Дебора почувствовала, как один из моряков отпустил ее руку.

— МОИ ГЛАЗА! — закричал он.

— Оооой! Мои глаза! — завыл другой моряк.

— Я…. Я ничего не вижу!

На обширной палубе все моряки тоже вдруг закричали, завыли от боли и стали хвататься за глаза.

— Я… я ослеп!

— Помогите! Я ничего не вижу!