Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обвинитель: Кажется, мы в долгу перед господином Дарре́. Он наш спаситель-избавитель, а не министр иностранных дел Скавениус.
Но давайте перейдем теперь к следующей, не менее значительной фазе во внешней политике Скавениуса. 22 июня 1941 года Германия без объявления войны вторглась на территорию Советского Союза, невзирая на заключенный ранее Договор о дружбе и ненападении. В ночь на 22 июня немецкий посланник вызвал директора департамента иностранных дел и потребовал, чтобы все коммунистические деятели, в том числе и три члена фолькетинга, были арестованы.
Это требование противоречило датскому законодательству. Его явное нарушение, однако, почему-то никого не смутило. Все словно забыли о параграфе конституции, который гласит; каждый задержанный должен в течение 24 часов предстать перед судьей; министр юстиции как бы мимоходом сказал лишь перед Комиссией девяти — того хотели, дескать, оккупационные власти.
Министром юстиции теперь был Тюне Якобсен, сменивший 8 июля по настоянию немцев Харальда Петерсена; он представил на рассмотрение закон о запрещении в стране коммунистической партии и коммунистической деятельности, вступивший в силу 22 августа 1941 года. Закон давал право арестовывать граждан по усмотрению министра юстиции, арестовывать при малейшем подозрении в принадлежности к коммунистической организации или за агитацию. Об этом законе и его исполнении я скажу позже, когда мы перейдем к обсуждению виновности Тюне Якобсена.
Но 26 июня 1941 года правительство выступило с заявлением. По инициативе Скавениуса. Он настаивал на нем и сумел убедить всех в его необходимости. Вот текст заявления:
«Война, которая сейчас разразилась между Германией и Советским Союзом, означает новый этап в развитии грандиозного вооруженного мятежа, вспыхнувшего в Европе; для нас он особенно важен, так как Германия обернула теперь свое оружие на Восток против державы, представлявшей постоянную угрозу благополучию и миролюбию скандинавских стран.
Страх в северных странах перед опасностью с Востока не был безосновательным. Нападение Советского Союза на Финляндию в конце 1939 года — яркое тому подтверждение; героическая защита страны протекала в неравной борьбе и вызвала у нас бурю симпатий к нашим борющимся братьям на севере. Датский народ испытывает те же самые чувства теперь, когда борьба возобновилась после очередного нападения России на Финляндию. Но теперь Финляндия не одинока в своей справедливой борьбе, вместе с другими европейскими странами, руководимая Германией, она борется, чтобы защитить общественный порядок, отвечающий европейской культуре.
В этой совместной борьбе сомкнулись ряды многих европейских стран, поскольку от ее завершения зависела судьба Европы, целостность ее государственности.
Дания по-прежнему не участвует в этом грандиозном вооруженном мятеже, но с напряжением следит за его развитием; ей дороги общие европейские интересы и далеко не безразличен исход борьбы. Свою позицию Дания выразила однозначно, отозвав весь датский дипломатический корпус и прервав затем отношения с Советским Союзом».
Еще до официального принятия этого заявления в Комиссии девяти состоялись горячие дебаты. Я прошу опять выступить в качестве свидетеля бывшего члена фолькетинга Олуфа Педерсена. Займите, пожалуйста, свидетельское место, господин Олуф Педерсен. Вы помните, что произошло 24 июня на заседании Комиссии?
Олуф Педерсен: Скавениус сообщил нам, что заявление по поводу того, что мы не принимаем участия в войне против России, но считаем ее все же враждебной державой, было обсуждено в правительстве. Я заметил, что в моем понимании делать такое заявление не было крайней необходимостью для оккупированной страны. Оно выглядело несколько странно и могло вызвать отрицательный резонанс во внешнем мире. Я нашел его излишним.
Обвинитель: Жаль, что не вы тогда были министром иностранных дел. А что ответил вам Скавениус?
Олуф Педерсен: Что такое заявление — пустая отговорка, ничего не значащая формальность. Я ответил, что не сомневался в его весомости и значимости. Скавениус добавил: «Да, оно не очень-то нам к лицу, но в политике приходится лавировать». Я сказал: «Я тоже хотел бы, чтобы мы лавировали, но без понуждения». На что Скавениус ответил: «Тогда рассматривайте это заявление как выражение доброй воли».
В тот же самый день, только попозже, мы еще раз собрались на заседание, на котором был зачитан текст заявления. Для нашего сведения, не для обсуждения. Мы протестовали и постановили — подождать, пока Финляндия не объявит войну, и министр иностранных дел обещал нам до той поры не делать официального заявления. Он обязался также обсудить заявление в Комитете по внешнеполитическим вопросам.
Обвинитель: Он сдержал свое обещание?
Олуф Педерсен: Да, два дня спустя на заседании 26 июня мы узнали о дополнении к тексту, согласно которому Дания отзывала своего посланника. Комитет по внешнеполитическим вопросам в силу моральных соображений был против этого дополнения, так как Дания тем самым как бы встала на сторону немцев. И еще узнали, что в правительстве разногласий не было, но некоторые коррективы были внесены по желанию немцев.
Защитник: Я прошу Суд сразу обратить внимание на то, что заявление по сути явилось результатом требований с немецкой стороны.
Обвинитель: Скавениус в своей обычной манере вел переговоры с немцами, не уведомив должным образом правительство.
Олуф Педерсен: Скавениус зачитал проект заявления. В нем говорилось, что Россия представляла государство, враждебное северным странам, и что мы не могли оставаться равнодушными зрителями. Я сказал, что нужно изъять из текста слова «мы не могли оставаться равнодушными зрителями». Выглядело так, будто мы сами были участниками. Я спросил Скавениуса, почему мы вообще должны выступить с таким заявлением. Он ответил:
«Оно произведет благоприятное впечатление в Германии!»
Обвинитель: Скавениус, бесспорно, считался с национальными чувствами немцев. Что чувствовали датчане, его, как видно, мало интересовало. Каково ваше мнение, хотел ли Скавениус несмотря ни на что провести в жизнь свое заявление?
Олуф Педерсен: На вопрос о том, что произойдет, если заявление не будет принято, он ответил — на этом его миссия закончится.
Обвинитель: Спасибо.
Перейдем теперь к вопросу о создании добровольческого корпуса «Дания». Как видно уже из дела Гуннара Ларсена, Скавениус был очень и очень склонен послать один корпус в Финляндию. Я прошу члена фолькетинга Альсинга Андерсена выступить свидетелем по данному вопросу. Займите, пожалуйста, место свидетеля и ознакомьте Суд с теми сведениями, которые вы как председатель Комиссии сотрудничества огласили на заседании 1 июля 1941 года в 11 часов утра.
Альсинг Андерсен: Я известил членов Комиссии, что министр иностранных дел сказал мне: вопрос, дескать, о вербовке добровольцев хорошо еще не отработан, и кое-что надо уладить административным путем. Я намеревался противодействовать Скавениусу, но накануне вечером секретарь министра позвонил мне и сказал, что министр иностранных дел не придет на переговоры, которые Комиссия хотела вести с ним.
Обвинитель: Какую позицию занимало правительство по