Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть свои мастера, ваша милость, — скрипнул зубами тот.
Я не мог знать, что его больше бесит — то, что он сам доставил саботажницу к жертве, или то, что я командую им, как собственным подданным. В любом случае иначе как попыткой спровоцировать конфликт, ее поведение назвать нельзя.
— Густав, проводи капитана и целительницу в тюрьму, — распорядился я. — Харп, следуйте за этой саботажницей и проследите, чтобы она не умерла раньше, чем на руках у капитана будут все необходимые показания.
Целитель с обреченным вздохом поднялся, но перечить не стал.
— Дорогой, ты уверен в том, что ты делаешь? — осторожно взяв меня за руку, спросила баронесса.
— Я не первый год убиваю врагов Крэланда, Дия, — ответил жене я. — И не собираюсь переставать это делать лишь на том основании, что у меня стало меньше магии. А теперь вернемся к трапезе. Женевьева, как вам этот печеночный торт?
Глава 5
— Капитан, не стесняйтесь моего присутствия, — сказал я, опускаясь на табуретку, установленную в подвале. — Мне тоже интересно, с чего вдруг эта девочка решила, что имеет право читать морали барону Крэланда.
Гвардеец кивнул и дал знак своему подчиненному. Густав стоял рядом со мной, спокойно наблюдая за подготовкой к допросу. Саму целительницу уже приковали к дыбе, предварительно заткнув рот и надев на руки подавители. Интересно, что у них они были с собой, хотя вроде бы ребята пришли не аресты проводить, а убивать возможных врагов. Уж не для меня ли эти подавители изначально предназначались?
— Ваша милость, у вас еще есть шанс остановить это безумие, — заговорил Харп, наблюдая, как с его коллеги снимают одежду. — Да, Мэрил дура, но она не собиралась вам вредить!..
— Она очерняет работу барона на королевский совет Крэланда, — ответил капитан, не оборачиваясь к целителю. — Но заслуги его милости признаны королевским советом. Значит, грандмастер ставит свое мнение выше мнения совета, хотя сама на него работает. В военное время это измена. Барон в своем праве, грандмастер.
— Ваша милость?! — обернулся тот, с ужасом глядя на меня.
— Харп, вы здесь для того, чтобы мы услышали всю правду от вашей коллеги, прежде чем она испустит дух. Но если будете шуметь — выйдите вон, — лениво ответил я, рассматривая собственные ногти. — Или вы ее пособник?
Целительница забилась в путах, мыча сквозь кляп и дико вращая глазами. А ведь должна была понимать, перед кем раскрывает рот, так чего удивляться моей реакции? На моем месте мог быть кто-то другой, так что пока что она еще легко отделалась.
— Вы готовы, капитан? — спросил я, когда все приготовления были окончены.
— Да, ваша милость, — скрипнув зубами, ответил тот.
— Приступайте.
Мэрил заорала сразу, как только сняли кляп. И я услышал много нового о себе. Впрочем, это даже не удивляло. Куда больше поразился капитан, когда зашла речь о заготовленном яде.
Писарь, фиксирующий все сказанное, вспотел, пока стенографировал ее монолог, изредка прерываемый вопросами гвардейца. Я же сидел молча и тихонько выпадал в шок от происходящего.
Итак, пока я носился по всему Эделлону, кровью и потом выбивая себе преференции у Равенов, обо мне вспомнил родной клан Шварц. Недолго посовещавшись, старики решили, что бастард принес клану достаточно пользы, и пора от него избавляться. Иначе я никак не могу понять, зачем ко мне подослали отравительницу.
— Ваша милость, нам продолжать? — спросил капитан, жестом заставив палача остановиться.
— Давайте поинтересуемся у нашего целителя, — отозвался я, оборачиваясь к бедному старику, который выглядел на двадцать. — Харп?
— Я не знал, ваша милость! Клянусь, я не знал! — заговорил тот, отступая от меня на шаг.
— Не знал ли? — хмыкнул я, нисколько ему не веря. — Посмотри на свою подругу, целитель. Ты уже видишь, что стоит чуть-чуть нажать, и мы с капитаном узнаем все. Я даю тебе шанс, мальчик.
Воистину, репутация кровожадного отморозка сыграла со мной смешную шутку. Пользуясь моей славой убийцы, клан Шварц промыл в общем-то неглупой целительнице мозги на тему того, что я — чудовище. И меня нужно устранить любым возможным способом. И лишь присутствие Ханны не позволило Мэрил добавить яд в лекарство.
— Она готовила яд, когда мы ехали в Чернотопье, ваша милость, — обреченно выдохнул Харп. — Но сказала, что это лишь для самозащиты!.. Я не стал ей помогать, ни за что бы не стал! Я же работал с одержимыми, я знаю…
— Хорошо, я тебя услышал, — кивнул я. — Капитан, давайте спросим, зачем она сама себя так подставила?
Тот дал знак подчиненному, и они с палачом приступили к работе. Впрочем, эта часть была наименее интересной. Наслушавшись сказок об одержимых, Мэрил решила вывести меня на чистую воду перед всеми гостями. Она уже знала, что по крови обнаружить мою одержимость нельзя — ведь целитель лично в этом убедилась, подготавливая зелье. Но при этом в то, что я стал обычным демонологом, не поверила.
Если бы вдруг посреди трапезы я превратился в чудовище, каким одержимых описывают в россказнях и сплетнях, гвардия была бы вынуждена меня остановить единственным доступным способом — убить. И вся ситуация бы разрешилась сама собой.
— Нет хуже врага, чем фанатик, — кивнул я. — Пойти на такое дело и совершенно безвозмездно. Харп, у вашей подруги всегда были проблемы с головой?
— Нет, ваша милость, я такого не ожидал, — ответил тот.
Не ожидал, но ни мне не доложил, что Мэрил яд для меня приготовила, ни капитану, с которым прибыл. Просто сделал вид, что ничего не было и он ничего не знал.
— Капитан, ваше слово? — повернувшись к гвардейцу, спросил я.
— Я обязан сообщить детали совету, ваша милость, — ответил тот все еще недовольным тоном. — Если бы вы просто со своим кланом враждовали, я не имел бы права влезать. Но здесь идет речь о вмешательстве в дела совета.
И все сошло бы им с рук, если бы Замберг просто не присутствовала в комнате. Совет знал, что я фактически при смерти. И никто бы там не удивился, если бы целителям не удалось меня выходить. Более чем уверен, что позднее, узнав, что Дия полукровка, Мэрил и ее бы постаралась убить. А старуха узнала бы непременно, ведь их прислали для того, чтобы следить в том числе и за матерью наследника.
— Предложения? — спросил я присутствующих. — Густав?
— Ваша милость, тут и думать нечего, вы обязаны