Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули. За это я ручаюсь перед лицом всей Красной Армии».[40] Таков был стиль приказов Троцкого в то грозное время. В дни, когда нужно было во что бы то ни стало добиться перелома на фронте, выдвижение Троцким на первый план «драконовских» мер было оправдано. Они помогли удержать фронт, отбить яростные попытки врага прорваться в центр страны. Психологический перелом переродил войска. Началось контрнаступление. Удалось вернуть Казань, Симбирск и Самару, противник отступил от Волги за Урал.

Вклад Троцкого в укрепление Восточного фронта неоспорим. Но сам Троцкий, пожалуй, был склонен несколько преувеличивать свои заслуги. Главным условием перелома, и это подчеркивал Ленин, была мобилизация на Восточный фронт коммунистов, передовых рабочих Москвы, Петрограда, Иваново-Вознесенска. Они показали пример мужества и стойкости, действуя в качестве комиссаров, командиров, рядовых красноармейцев. Эта героическая работа лучших людей партии и рабочего класса в литературе показана слабо. Между тем без нее Восточный фронт не смог бы стать образцовым фронтом Республики осенью 1918 года. Красная Армия превращалась в силу, способную сокрушать врага.

К исходу лета 1918 года образовались три обширных фронта гражданской войны. Становилось ясно, что Высший военный совет, созданный в целях организации обороны от внешнего врага, изжил себя. Для общего руководства вооруженными силами в ожесточенной гражданской войне нужен был авторитетный прежде всего для партии орган, составленный из видных военных работников. Таким органом и стал Революционный военный совет Республики. Троцкий считал необходимым объединение в одном органе руководства вооруженной борьбой, которое не могли между собой поделить штаб ВВС и оперативный отдел Наркомвоена.

Но загвоздка была не только в раздвоении. Высший военный совет не смог стать авторитетным органом высшего военного руководства. Бывшие генералы, вложившие свою энергию в организацию завесы против Германии, довольно туманно представляли себе внутреннюю военно-политическую обстановку и не могли предложить какого-либо плана военных действий. Здесь они чувствовали себя больше консультантами, чем военными руководителями. Члены ВВС из видных военно-политических работников — Н. И. Подвойский, К. А. Мехоношин, В. А. Антонов-Овсеенко — находились на фронтах или, как Склянский, до предела были заняты оргработой в Наркомвоене. Троцкого, как политика, деятельность ВВС привлекала мало, как председатель он редко присутствовал на его заседаниях, лишь подписывал приказы. Все внимание Троцкого было устремлено на восток и юг, которыми ВВС занимался меньше всего, поскольку это были фронты гражданской войны. Сам военный руководитель ВВС М. Д. Бонч-Бруевич попросился в отставку, указав в рапорте, что фронтами должны распоряжаться «не плохо осведомленные, привлеченные больше для консультации, нежели для управления, военспецы», а люди, «облеченные полным доверием правительства и пользующиеся авторитетом в Красной Армии».[41] Троцкий пытался удержать Бонч-Бруевича как специалиста, но последний настоял на уходе с поста военного руководителя ВВС.

В. И. Ленину в ЦК поступали разные предложения и проекты от руководящих военных работников, но все они сводились к одному: нужен единый и авторитетный высший орган руководства всеми вооруженными силами. Результатом обсуждения этого вопроса под руководством Ленина в ЦК и стало создание Реввоенсовета Республики как высшего коллективного руководства всеми фронтами и военными учреждениями Республики.

На сей раз Троцкий не отказывался от высшего военного поста. Теперь в его руках — огромная власть. Положение о РВСР, написанное им и принятое ВЦИК, гласило: в распоряжение высшего военного органа для нужд обороны предоставляются «все силы и средства народа»; ему подчинены и работают по его заданиям все военные учреждения, а остальные — удовлетворяют его требования в первую очередь.[42]

Если Реввоенсовет Республики в годы гражданской войны в основном справился с возложенными на него огромными задачами, то в этом не последнюю роль сыграл его председатель. Раньше историку в освещении деятельности Реввоенсовета можно было занять на выбор лишь две позиции: «разоблачать» или принять фигуру умолчания, сделав вид, будто такого органа и не существовало. Но и второе было рискованно — умолчание ведь тоже позиция. Поэтому историки, пользуясь отдельными местами из военной переписки Ленина, представляли дело так, как будто Ленин без конца ругал и понукал Реввоенсовет и его председателя.

Но вот перед нами небольшая книга. Называется «В. И. Ленин. Военная переписка. 1917―1922». Последнее издание — 1987 года.[43] Точнее было бы ее назвать «Из военной переписки…», потому что многих документов из ленинского фонда в ней нет. Но и то, что опубликовано, позволяет определить, к кому чаще всего Ленин обращался по военным вопросам. Раньше мы бы сказали и написали — к Сталину, потому что публиковалась переписка преимущественно с ним. А вот что дают современные подсчеты: около 90 обращений — к Троцкому, 64 — к его заместителю по Реввоенсовету Склянскому и 62 — к Сталину. Затем — к Смилге, и далее по нисходящей. Подсчеты неполные, но число обращений и их характер рассеивают созданное в историографии представление. Если к ним присоединить сотни неопубликованных ленинских надписей, поручений, резолюций, отзывов, то складывается твердый вывод: В. И. Ленин вполне доверял руководству Реввоенсовета в лице Троцкого и Склянского, поддерживал их мероприятия, опирался на Троцкого в проведении политики ЦК и своих указаний. А что касается критики, то это была критика деловая, справедливая. В те годы суровая критика непременно присутствовала в стиле руководства.

Начиная с 1924 года стиль руководства Троцкого Реввоенсоветом стал задним числом подвергаться разносной критике. В ней было много субъективного, привнесенного острой борьбой внутрипартийной и борьбой за власть, но вскрывались и действительные недостатки Троцкого в методах руководства.

Характер у председателя Реввоенсовета был колючий, взрывной, резкий. Троцкий мало заботился о поддержании товарищеских отношений. Главным и решающим для него было дело. Быстро привык к директивному тону, требовал четкости и ответственности от работников невзирая на ранги. Такой «администраторский» тон импонировал многим военспецам, привыкшим к дисциплине и субординации. Но он нередко болезненно воспринимался военно-политическими работниками. Ведь почти все они были связаны узами и традициями многолетней подпольной работы, партизанской борьбы, трудно привыкали к чисто воинской дисциплине и порядку подчиненности, чего требовал Троцкий. В Троцком они видели «чужака» в партии, знали о его «небольшевизме». Все это вызывало к нему настороженное и даже неприязненное отношение.

Троцкий, будучи сам подтянутым человеком, не терпел расхлябанности, панибратства, своеволия. А подобных партизанских замашек у командиров и комиссаров сохранилось еще немало. На этой почве у него нередко не налаживались отношения и даже возникали столкновения с видными партийцами на уровне фронтов и армий, не всегда и не сразу устанавливались контакты с коммунистами-фронтовиками, хотя на солдатские массы на фронте он мог воздействовать, пожалуй, как никто.

Позднее, в «Письме к съезду», Ленин напишет о чрезмерной самоуверенности