Отныне отношения между Калигулой и сенаторским сословием состояли только из ненависти и страха. Император ненавидел аристократию, которая не воспринимала его политические концепции. Если передать в нескольких словах суть конфликта, то Калигула намеревался избавиться от фикции, на которой Август построил принципат. Плевать он хотел на форму, которую свято соблюдали его предшественники, чтобы замаскировать реальность монархического правления. Компромисс Августа был основан на фикции восстановленной республики и ее сохраненных институтов, в особенности ее краеугольного камня — аристократического сената. С этой точки зрения, напомним, принцепс представал магистратом нового типа, но не тем, кем был на самом деле, — монархом. Однако Калигула под воздействием восточных представлений о власти в большей степени видел себя басилевсом, обладателем божественной сути. Было бы крайним упрощением увидеть в этом лишь мегаломанический бред хотя бы потому, что со времен Августа императора и так воспринимали и почитали как божество на Востоке и в особенности в Египте. На Западе, конечно, эти теории не приняли, но они уже начинали воздействовать на умы — во всяком случае, достаточно серьезно, чтобы Август и Тиберий неоднократно высказывались против них, в частности запретив свой культ при жизни. Обуреваемый этими восточными фантазиями и подначиваемый слугами-египтянами, Калигула делал всё возможное, чтобы его повсюду воспринимали как бога. Во дворце он завел порядки, полностью противоречившие римским обычаям, требуя порой падать перед ним ниц и подставляя какому-нибудь сенатору ногу для поцелуя. Ему случалось также выпивать кубок с растворенной в нем жемчужиной на манер Клеопатры, купаться в золоте (в Египте этот металл считался пищей бессмертных). Еще одна многозначительная причуда: он часто облачался в атрибуты богов с Олимпа, например венец Аполлона или шлем и щит Марса… Короче, своим поведением, которое здесь описано лишь вкратце, Калигула явственно стремился уподобить особу императора божеству, даже если это шло вразрез с римскими традициями.

Можно понять, что при таких амбициях аристократия, стоявшая на страже республиканской ортодоксальности или того, что от нее осталось, испытывала опасения и затевала заговоры. На карту было поставлено само выживание этой касты. Аристократия согласилась уступить главную роль принцепсу, но с условием сохранения внешней формы. И вот теперь ее лишали и этого. Сенат и так уже стал элементом декора, республиканской штукатуркой на здании монархии, но во что бы он превратился при царе-боге? В собрание почетных слуг наподобие «кормимых» при фараоне? Тем более что Калигула заявлял во всеуслышание, что хочет править для народа и всадников, а не для сенаторов, в которых видит только врагов. Это были не просто слова. Начиная с 38 года, соединяя шутовство с жестокостью, он выставлял сенат на посмешище и подвергал преследованиям. Однажды заставил почтенных членов собрания в тогах бежать рядом с его колесницей, в другой раз запер их в клетки, а некоторых вынуждал присутствовать при казни их сыновей. Это всего лишь несколько примеров из десятков других, и даже если предположить, что историки кое-что присочинили, ясно, что принцепс объявил сенату войну.

Она закончится 24 января 41 года убийством Калигулы. В заговор вступило неопределенное количество сенаторов, несколько императорских вольноотпущенников, оба префекта, командовавших преторианской гвардией, и три трибуна преторианцев, которые наносили удары. Возможно, к ним примкнули некоторые другие солдаты. Таким образом, военных было очень мало, и они принадлежали исключительно к преторианской когорте. Но именно потому, что они были дворцовой стражей, им удалось удалить всех из дворца, потому что император якобы желал побыть один.

После убийства началась неразбериха, причем в самом дворце, где оно было совершено. Прибежавшие телохранители императора пришли в ярость от того, что заговорщики их провели, и убили трех сенаторов — возможно, соучастников, — но также множество невиновных людей, оказавшихся во дворце случайно. Потом они ринулись в театр, в котором Калигула был перед убийством. Среди зрителей разнесся слух, что император только ранен и отправляется на форум, чтобы говорить с народом. Вопреки тому, на что надеялись заговорщики, народ открыто осуждал убийство, и, наверное, телохранители-германцы перерезали бы всех важных особ, занимавших предназначенные для них места, если бы центурионы их не уняли. Тем временем один из центурионов-заговорщиков убил Цезонию, супругу Калигулы, а их дочери-младенцу Юлии размозжили голову о стену.

Преторианская гвардия, как и народ, вовсе не ненавидела Калигулу. Горстка центурионов, участвовавших в его убийстве, в конечном счете представляла только саму себя. Именно верность солдат династии Юлиев — Клавдиев спасла Клавдия и привела его к власти. В тот день дядя Калигулы вместе с остальными был выпровожден из его покоев и удалился в Гермесову комнату во дворце, которая, вероятно, называлась так из-за хранившихся в ней бюстов. При вести об убийстве он в страхе пополз на террасу и спрятался за занавесями у дверей. Над этим бесславным поступком много потешались, однако Клавдием двигал всего лишь инстинкт самосохранения. Преторианцы заполонили дворец и бегали повсюду, и кто мог знать, что на уме у человека, который попался бы ему навстречу: его мог убить и верный режиму солдат, приняв за заговорщика, и сами заговорщики. Представим же себе страх бедного Клавдия, когда солдат, заметивший его торчащие ноги, внезапно отдернул занавеси! Сравниться с ним могло только удивление, когда преторианец в ответ на его мольбы приветствовал его как императора! У этого солдата было очень подходящее имя — Грат, то есть «благодарственный». По счастью, он не участвовал в заговоре и думал, прежде чем пустить в ход свой меч. Убийство Калигулы встревожило его, как и подавляющее большинство его товарищей. Гвардия ничего бы не выиграла от переворота, который, возможно, имел целью свержение принципата. Сообразительный Грат ради его безопасности отвел Клавдия к своим товарищам. Преторианцы тотчас посадили его в носилки и, поскольку рабы трусливо сбежали, на своих плечах отнесли его в собственный лагерь сквозь исполненную жалости толпу, думавшую, что его несут на казнь.

Теперь в руках у преторианцев оказался брат Германика, которого обычай ставил впереди всех претендентов. Это был козырь, который они вскоре используют против сената. От того, каким образом будет разыграна эта карта, зависела судьба Клавдия. Со времени смерти Августа он пережил два царствования и 27 лет превратностей судьбы, среди которых самым жестоким было унижение.

Вечером 24 января 41 года он наконец-то встретится лицом к лицу со своей судьбой среди пурпура и крови.

Как только стало известно об убийстве Калигулы, консулы Гней Сентий Сатурнин и Квинт Помпоний Секунд созвали заседание сената. Но в Риме было неспокойно. На улицах народ открыто возмущался убийством, а преторианской гвардии следовало остерегаться, не говоря уже о германцах. Сенат мог рассчитывать, и то без абсолютной уверенности, только на городские когорты. Но эти войска, исполнявшие полицейские функции, ходившие в ночной дозор и боровшиеся с пожарами, не имели серьезного боевого опыта. Они не выстояли бы перед преторианцами и страшными германскими наемниками. Кроме того, они были рассеяны по городским кварталам, так что собрать их всех было непросто. Вот почему заседание прошло не в Юлиевой курии, а на Капитолии, который было легче оборонять.