Как появилась Миттян – у меня теперь каждый день удовольствие. В цеху то Ятабэ-сан врежет: «Почему станок грязный?», то хозяин налетит. Но подумаешь про Миттян – и нормально. Хозяин все время бросается тряпками и кричит: «Как мне надоела твоя глупая рожа!» От этого сдвинуться можно. Я даже хотел поджечь цех. Но теперь думаю про Миттян, а днем, кроме Миттян, вообще больше ни о чем думать не могу.

Тот вечер, когда Кэндзи дал мне тетрадку, стал поворотным пунктом в моей жизни в заточении. Я просидела под замком почти год. Даже больше.

На следующее утро, убедившись по раздавшимся снизу звукам, что Кэндзи добрался до рабочего места, я зажгла свет и включила электрообогреватель. Кэндзи строго-настрого запрещал пользоваться электричеством, но как-то раз я заметила, что, уходя, он опустил вниз рычажок на электрощитке. Свет сразу погас. Теперь после его ухода я вставала на стол и включала его. Без света скучно, да и просто невозможно – как зимой без обогревателя? Перед тем, как Кэндзи приходил на обед, я снова выключала рычажок и лежала на кровати в полной темноте с отсутствующим видом. Летом Кэндзи сам не выдержал – купил и наладил кондиционер, который работал целыми днями.

Жизнь взаперти уже не казалась мне такой страшной. Постепенно я привыкла к грохоту, и тишина по воскресеньям, когда цех не работал, уже казалась странной. Человек в состоянии адаптироваться к любым, даже самым суровым условиям. И десятилетний ребенок – не исключение. Больше того, вполне возможно, я сумела приспособиться к такой жизни именно потому, что мне было так мало лет. Взрослый же человек пытается разгадать, что на душе у других, прогнозировать ситуацию. А это уже не адаптация.

Даже явление Кэндзи-дневного не вызывало у меня такого ужаса, что вначале. Он почти перестал поднимать на меня руку, заставляя выполнять его приказы. Все было известно заранее, вся его грязь и мерзость, да и времени этот акт много не занимал – перерыв кончался, и ему надо было возвращаться в цех.

Еще мне повезло, что в представлении Кэндзи маленькие девочки не предназначались для секса. Покончив с обедом, я сама раздевалась, быстро укладывалась на кровать и ждала, когда все кончится. Я лежала, крепко зажмурившись, и ничего не видела. Как только он застегивал молнию на штанах, вставала и одевалась. Я никак не могла уразуметь, что во мне такого, что так действовало на его член. Но теперь поняла одну вещь. Кэндзи доверил мне самое сокровенное. Так относятся к настоящему партнеру, но, как ни грустно, это был односторонний порыв. Тут не может быть сомнений. Как и в том, что Кэндзи горевал из-за этого.

Днем, в отсутствие Кэндзи, светлая, теплая комната была всецело в моем распоряжении. И хотя окно и дверь были закрыты, и снаружи не проникал даже лучик света, сердце все равно трепетало в груди. Разложив тетрадку на столе, я стала писать:

Перед тем, как начать писать дневник, я хочу спросить.

ПЕРВОЕ. Кэндзи-кун! Почему ты зовешь меня Миттян? Ведь у меня другое имя, а ты с самого начала: Миттян да Миттян. Это нехорошо. Объясни, в чем дело. И зови меня по-настоящему – Кэйко Китамура.

ВТОРОЕ. Кэндзи-кун! Почему ты становишься другим человеком, когда приходишь днем? Тебе от этого не противно?

ТРЕТЬЕ. Когда я смогу вернуться домой? Или ты думаешь, мне, как и тебе, можно не ходить в школу?

Мне вдруг пришла в голову мысль. Вырвав лист из тетрадки, я написала на нем свой адрес и номер телефона и сделала приписку:

Спасите меня, пожалуйста. Меня зовут Кэйко Китамура, я из города М., учусь в четвертом классе в Синмати. Сообщите, пожалуйста, папе и маме. Очень вас прошу.

Что если сунуть записку под дверь, когда Ятабэ-сан будет идти мимо? Правда, он проходил по коридору по пути в цех чуть раньше Кэндзи, но все равно надо как-то попробовать. Сложив несколько раз записку, я пристроила ее под матрас. Отчего-то разволновалась и захотела проверить, что лежит в картонной коробке, стоявшей в шкафу. Поначалу я ее ужасно боялась, но, поняв, что Кэндзи в общем-то не страшный, перестала и даже забыла о ее существовании.

Коробка по размеру была примерно такой, в каких продают мандарины. Сбросив с нее засаленные свитера и рубашки Кэндзи, от которых несло потом, я вытащила коробку на свет божий, заглянула в нее и открыла рот от удивления. В коробке лежал красный школьный ранец. Я робко открыла крышку и обнаружила учебники для второго класса – по японскому языку и арифметике, тетрадки, розовую подстилку для письма и красный пенал с автоматическим карандашом, ластиком и цветными карандашами. На тетрадке написано – «Митико Ота, 2-й класс, 2-я группа».

Так вот кто такая Миттян! Куда же она делась? Я пошарила в шкафу – вдруг там еще ее вещи, но больше ничего не было. Открыла учебник – одна хирагана[12]. Все-таки только второй класс. В уголках страниц – смешные рожицы, решенные примеры. Как мне захотелось в школу, учиться, ходить из дома на занятия, как раньше! Я почувствовала, что сейчас заплачу. У меня все в душе переворачивалось – неужели я тоже исчезну с лица земли, как владелица этого ранца? Теперь я была твердо уверена: настоящей Миттян уже нет, Кэндзи ее убил.

Мне снова стало страшно. Я быстро задвинула коробку обратно в шкаф и тут вспомнила про вопросы в тетрадке. Зачем я их написала?! Как теперь быть?! Кэндзи взбесится, если их увидит, не посмотрит, что я ребенок. Нужен ластик. Ранец! Надо взять из пенала! И тут машины в цеху остановились. Я второпях выключила электрообогреватель, щелкнула рычажком на щитке и прыгнула на кровать. И тут же услышала, как поворачивается ключ в замке.

– Миттян! Обед!

Кэндзи больше не говорил: «Я тебе покушать принес». Это только поначалу с котенком нянчатся, умиляются, потому что он забавный, милый, а потом, когда привыкают, перестают с ним возиться и сюсюкать. Теперь передо мной был самый обыкновенный парень, таких много шатается по улицам с недовольным видом, резкий, грубый, слова уже не выбирает.

– Ух, намучался я сегодня! Вот козел!

Кэндзи был раздражен до крайности. Похоже, у них там, в цеху, что-то случилось. Что же делать?! Такое с ним временами бывало, но в тот день, глядя на его сердитые плечи и ловя остекленевший взгляд его глаз, я особенно остро ощущала исходившую от него угрозу. Я притихла и взяла из рук Кэндзи поднос с едой – липкий от жира тяхан и бурого цвета суп, в котором плавали колечки лука-порея. Кэндзи мрачно молчал, и я принялась вслух считать ярко-розовые рыбные палочки, которые повар напихал в тяхан:

– Раз, два…

– Что-то у нас жарко.

Кэндзи бросил взгляд на обогреватель. Стоило его коснуться – и все бы раскрылось. Он был горячий, ведь я только-только его выключила. Я сидела чуть живая, но Кэндзи не пришло в голову проверить. Он снял свою робу, под которой оказалась белая поддевка с нечистым воротничком.

Ничего не говоря, Кэндзи схватил плошку одной рукой и стал всасывать в себя суп. Я сидела на кровати у стола, обхватив руками коленки, – Кэндзи не предложил присоединиться к трапезе – и кончиками пальцев тихонько проталкивала тетрадку с дневником подальше под матрас. И с ужасом думала: вот сейчас он увидит и убьет меня, как Миттян.