— Соединены ли вы милостью Аллаха?

— Нет, мы не муж и жена, — произнесла Амира и поспешно вырвала руку из ладони ничего не понимающего Муртазы.

— В следующий раз я отведу вас в участок, — пообещал полицейский и отправился прочь, поигрывая дубинкой.

— Что все это означает? — изумился Муртаза.

— Это считается проступком. Если мужчина и женщина не являются мужем и женой…

— То они должны держаться на расстоянии не менее пяти метров друг от друга, — насмешливо закончил вместо нее Муртаза. — В Париже все иначе, юноши и девушки ходят обнявшись, а некоторые — страшно подумать — даже целуются на глазах у всех.

Амира покраснела и испуганно покосилась вслед удаляющемуся полицейскому.

Муртаза часто говорил такие вещи, которые заставляли Амиру держаться настороже. Он был безрассуден и, живя далеко от дома, потерял сдержанность суждений. Амире приходилось временами обуздывать его порывы, втолковывая, как младенцу, что говорить подобные вещи вслух не следует, последствия могут оказаться крайне тяжелыми. Муртаза хмурился и твердил, что ему осточертела такая жизнь и скоро он уедет обратно во Францию, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. От его слов Амира грустнела, потому что привыкла к обществу Муртазы, и ей временами казалось, что она знает его целую вечность. И все же, несмотря на искренность их отношений, была одна тема, которой Амира никогда с юношей не касалась: то, чем она жила последнее время, — их с Абдулом и Хусейном работа. Муртаза, частенько подсмеивавшийся над житейской неопытностью и наивностью девушки, немало удивился бы, наверное, если б узнал о ее другой жизни. Там, в этой жизни, президента Фархада не боялись во весь голос называть предателем, хранили в тайниках оружие, обсуждали, как, наконец, покончить с кровавым деспотом, и назначали сроки.

В разговорах Амиры с Муртазой не было и намека на это, хотя он и замечал временами, как замыкается девушка, размышляя о своем, а стоит ее потревожить — вздрагивает, словно возвращаясь издалека.

С исчезновением Абдула, не имевшим объяснения, их отношения с Муртазой круто изменились. Амира перестала встречаться с юношей. Она не испугалась, нет. Но внезапно осознала, что вся их опасная работа оказалась бессмысленной, потому что без Абдула покушение стало неосуществимым. У них с Хусейном не было ни оружия, ни связей, ни детального плана. Отчаяние ее уже достигло предела, когда спозаранку к ней примчался крайне возбужденный Хусейн и возвестил, что Абдул нашелся — он в тюрьме. Какой-то человек принес записку, написанную его рукой. И записка эта найдена под тюремной стеной.

Новость эта Амиру не обрадовала, потому что Абдул, даже уцелевший, ничем не мог им помочь из тюрьмы, но Хусейн вдруг сказал странную вещь: не Абдул им, а они ему обязаны помочь. Каким образом? Да вызволить его оттуда, вот и все. Говоря об этом, он смотрел на Амиру так победоносно, будто вызволить человека из фархадского зиндана — все равно что лепешку за два динара купить.

Но Хусейн сумел-таки убедить Амиру, что побег — вещь реальная. Весь его замысел строился на том, что в тюрьме служил охранником его земляк.

Несколько дней ушло на то, чтобы этого земляка с величайшей осторожностью прощупать, когда же стало ясно, что тот не предаст, они предприняли попытку подобраться через него к Абдулу. Сначала, не раскрывая ничего, попросили парня выяснить, есть ли такой арестант и можно ли с ним связаться. Потом передали Абдулу записку, чтобы тот знал — его послание нашло адресата. Теперь пришло время открыть все земляку и умолять его о помощи. В этом они преуспели. На следующий день охранник принес план тюрьмы, не очень подробный, но и за такой слава Аллаху, и объяснил, как можно осуществить побег. Это весьма непросто, десять шансов на сотню, и тем не менее есть в этой тюрьме слабое место, которое позволяет надеяться на лучшее. У тюрьмы два двора — северный и южный. В северный заключенных выводят на прогулки, а южный используется исключительно для хозяйственных нужд. Двор этот обнесен старой глинобитной стеной, настолько ветхой, что двумя годами ранее трое заключенных, оставленных во дворе без присмотра, без труда разобрали часть стены и бежали. Чтобы избежать подобного впредь, построили новую стену, которая находится внутри старой, и уж ее-то разобрать никак невозможно, но в этой новой стене зияет проем, оставленный для металлических ворот, которые уже заказаны, но еще не установлены. Таким образом, оказаться в коридоре между новой и старой стенами довольно просто.

План, предложенный земляком-охранником, состоял в следующем. Он выведет Абдула в южный двор тюрьмы. Через проем несуществующих ворот Абдул выберется за новую стену — и тогда ему останется преодолеть старую. Время будет дорого, и поэтому здесь потребуется их, Амиры и Хусейна, помощь. Если раздобыть грузовик, то нет ничего проще, чем сдать задним ходом и продавить старую стену — она едва дышит.

Хусейн в первое мгновение не поверил, что этот план реален, но, поразмыслив, пришел к выводу, что ничего иного им не остается, а значит, следует делать то, что возможно.

Оставалось найти грузовик. Это оказалось проблемой, они перебрали всех знакомых, но результат был отрицательным. В отчаянии от того, что дни идут, а дело не движется с места, Амира бросилась к Муртазе и — о, чудо! — оказалось, что именно он может помочь. У его отца, зажиточного торговца, в гараже два грузовых автомобиля — можно воспользоваться любым, если это необходимо. Посоветовавшись с Хусейном, Амира поведала Муртазе, для чего понадобился грузовик. Юноша не оробел, хотя и показался девушке несколько взволнованным. В его словах была решимость, он заявил, что готов помочь и сам сядет за руль грузовика.

Через охранника детальный план побега передали Абдулу, а когда тот его одобрил — назначили день.

За минувшие пять лет служба безопасности страны пресекла пятьдесят восемь покушений на жизнь президента Фархада. Как правило, эти акции готовились не одиночками, а группами, насчитывавшими порой до двадцати членов. В общей сложности через суды военного трибунала прошло — пятьсот шесть заговорщиков. Пятьсот три из них были приговорены к смерти и немедленно казнены, трое умерли в ходе следствия, не дождавшись приведения приговора в исполнение. Президент не был вполне убежден в том, что все эти люди действительно хотели лишить его жизни. Он лично знакомился с делами приговоренных и зачастую видел, что они состряпаны кое-как. Иной раз в качестве главаря террористов фигурировал некий подросток, а то бывало, что членом преступной группы именовался человек, которого уже несколько лет не было в живых. Однако, невзирая на все эти нелепости, Фархад не помиловал ни одного из приговоренных, и причиной этого был страх.

Он не мог объяснить себе, когда именно страх стал главным чувством, которое он испытывал почти постоянно. Еще будучи молодым офицером, Фархад примкнул к заговору против монарха — но тогда он не боялся, хотя и знал, что ставка в этой игре — жизнь. И позже, когда их группу раскрыли и Фархад оказался в тюрьме, он тоже не боялся. Он не испытывал страха, когда вел на штурм королевского дворца свой взвод, и даже в первые месяцы после революции, когда повсюду царили хаос, неразбериха и повальные грабежи, он спокойно ходил по темным улицам.