Николай Станкевич. Акварель художника Беккера

Николай Станкевич, может, не имел крупного литературного дара, но горячо любил искусство, обладал тонким вкусом, прекрасно умел вести беседу, превращая ее в наслаждение роскошью живого плодотворного общения. …Весь наш товарищеский кружок, — рассказывал Януарий Неверов, — очень часто у него собирался и проводил целые вечера в чтении и в одушевленной беседе». Многие идеи Белинского были намечены и нередко сформулированы Станкевичем. Атмосфера его кружка запечатлена Тургеневым в романе «Накануне». Из рассказа Станкевича о трагической судьбе приемной дочери московского музыканта Ф. Гебеля возник сюжет тургеневской повести «Несчастная». Тургенев оставил и лучшее описание внешности этого удивительного молодого человека, о котором сегодня мало кто помнит, но который в свое время сыграл выдающуюся роль, объединив вокруг себя светлые и пылкие молодые умы.

Дом в Москве, в котором собирались участники кружка, сохранился. Одноэтажный особняк с мезонином под номером восемь стоит в Большом Афанасьевском переулке. С 1980 г. он внесен в список памятников истории и культуры. В здании, где в XIX в. собирались московские студенты-западники, сегодня расположена школа английского языка, истории и литературы «Дом Станкевича», входящая на ассоциированных началах в ЮНЕСКО.

В конце лета 1837 г. Станкевич выезжает за границу на лечение чахотки и сначала проводит около месяца в Карлсбаде (Карловы Вары). За ним, бросив мужа, едет сестра Бакунина Варвара Дьякова. После заметного улучшения состояния здоровья Станкевич отправляется в Берлин, намереваясь всласть позаниматься там его любимой немецкой философией. Там он встречает также приехавших для продолжения учебы Неверова с Грановским. Чуть позднее к ним присоединяется Строев — так в прусской столице вновь собрался основной костяк московского кружка. Товарищи селятся на улице Фридрихштрассе (Friedrichstrasse, 22 и 88). Жили довольно весело. Обаятельный Станкевич пользовался немалым успехом у местных барышень. Случалось, денег не хватало, и Неверов пытался подрабатывать игрой в лотерею, что, как ни странно, ему удавалось.

Друзья посещали лекции в Берлинском университете, в коридорах которого или на занятиях русские студенты вполне могли пересекаться с молодым Марксом. Он изучал там философию и юриспруденцию, а по своим взглядам был тогда гегельянцем, что роднило его с кружковцами. Те же лекции по философии слушал выдающийся немецкий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт, хотя известному ученому было уже за 70 лет. Он работал над главной книгой своей жизни «Космом: план описания физического мира», в которой отразил уровень познания мира того времени в самых разных областях.

«Здесь довольно русских, готовящихся в профессоры», — писал родным Станкевич. Русские студенты не ограничивались философией. В круг их интересов входили и история, и география, и другие предметы. Находясь под наблюдением лучшего берлинского врача доктора Баре, Станкевич, давно изучавший гегельянство, дополнительно брал частные уроки у молодого профессора Карла Вердера (1806–1893), с которым у него установились очень теплые отношения.

В кружке Станкевича много говорили о славянстве, встречались с представителями других славянских народов, желавших национального самоопределения. Об одной из таких встреч рассказывает Ю. В. Лебедев в книге о Тургеневе, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей».

Берлинский кружок Станкевича просуществовал около двух лет. Весной 1839 г. возвращаются в Москву Неверов и Грановский. Летом того же года Станкевич выезжает в Италию, чтобы продолжить лечение. Но его время было уже сочтено. В июне 1840 г. он уходит из жизни в итальянском городке Нови, ему было только 27 лет.

Почти одновременно со Станкевичем в Берлин вместе с мужем приехала Елизавета Павловна Фролова (1800–1844). Спустя короткое время она организовала литературно-философский салон, ставший в конце 30-х — начале 40-х гг. XIX в. центром культурнообщественной жизни русской колонии в Берлине. «Это была женщина очень замечательная, — писал впоследствии Тургенев. — Уже немолодая (тогда ей было около сорока, но двадцатилетнему Тургеневу она казалась чуть ли не старухой. — Авт.), с здоровьем совершенно расстроенным, вскоре она умерла, некрасивая — она невольно привлекала своим тонким женским умом и грацией. Она обладала искусством… вызывать у людей ощущение непринужденности, сама говорила немного, но каждое слово ее не забывалось. В ней было много наблюдательности и понимания людей. Русского в ней было мало — она скорее походила на очень умную француженку… немножко старорежимную».

Муж Елизаветы Павловны — Николай Григорьевич Фролов (1812–1855), отставной гвардейский офицер, — также слушал лекции в Берлинском университете. Но его интересовали прежде всего землеведение и география. Впоследствии он издавал журнал «Магазин землеведения и путешествий», написал несколько крупных трудов по естествознанию, переводил «Космос» Гумбольдта на русский язык.

Из русских среди посетителей салона были К. Аксаков, И. Киреевский, к его завсегдатаями относились члены кружка Станкевича. «Его [Станкевича] Фролова очень любила и уважала, — пишет дальше Тургенев. — Она сходилась с ним в мнениях. Впрочем, я не слыхал, чтобы она с ним говорила о философии. Это было дело Вердера, который разговаривать не умел. Раз, по уходе Вердера, я не мог удержаться и воскликнул: «В первый раз слышу человека» «Да, — заметила Фролова, — жаль только, что он с одним собой знаком».

В салоне Фроловой бывали Феликс Мендельсон-Бартольди, очень гордившаяся своим знакомством с Гете экзальтированная Беттина фон Арним, профессора Берлинского университета Эдуард Ганс и Карл Вердер, член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук Александр фон Гумбольдт. Всеобщее внимание привлекал его друг гегельянец Карл Август Фарнгаген фон Энзе.