Клеопатра только воображает, будто идет своим путем и вершит то, чего желает. Клеопатра — не более чем римская подстилка, и если сама она этого не понимает, значит, ей недостает реалистического взгляда на вещи. Она, Арсиноя, будет действовать иначе.

Арсиноя наложила новую стрелу на тетиву и натянула лук изо всех сил, так что даже рука задрожала. Евнух подошел сзади и положил руку поверх ее руки, словно помогал прицелиться. Он перехватил тетиву, и Арсиноя расслабилась, а потом напряглась снова, потому что ее обнимал красивый мужчина — пусть даже он и евнух. Ганимед прошептал:

— Форма римского мальчишки-трубача будет лежать в сундуке у тебя в комнате. В полночь надень ее и будь готова уходить.

У Арсинои снова задрожала рука.

— Ты не будешь одна, — добавил Ганимед.

Арсиноя почувствовала, как он оттянул ее руку назад, сильно, до боли.

— Отпускай! — скомандовал он, и они оба в одно мгновение отпустили тетиву и поразили цель.

Клеопатра наблюдала, как работают крохотные челюсти паука, перемалывая лапку какого-то мертвого насекомого. Она не могла разобрать, что это за насекомое, настолько измятым было то, что от него осталось. Клеопатра никогда еще не наблюдала за пауками с такого близкого расстояния и теперь обнаружила, что непрекращающееся, размеренное движение паучьих жвал гипнотизирует ее. Она радовалась тому, что у нее такое острое зрение. Паук восседал на своих длинных ногах, словно на насесте, и примостил свое круглое тельце так, чтобы удобно было трапезничать. «Он не знает нетерпения», — подумала Клеопатра, восхищаясь тем, как паук расправляется с добычей, не выказывая ни малейших признаков обескураженности или утомления.

Цезарь сидел, вытянув и скрестив длинные ноги. Птолемей Старший устроился напротив римлянина, комкая в руках полу льняного одеяния. Клеопатра завершала треугольник, заняв позицию сбоку от обоих мужчин. Она продолжала наблюдать за пауком, примостившимся в уголке кресла ее брата и продолжавшим пожирать свою жертву; царь-юнец и понятия не имел о героических усилиях, предпринимающихся в каком-нибудь дюйме от его руки.

Война — а теперь они и вправду находились в состоянии войны, хотя до сих пор еще было не вполне ясно, с кем и против кого, — шла уже несколько недель. Цезарь терпеливо ожидал прибытия подкреплений. Он был уверен, что надежды его оправдаются, невзирая на сообщения, поступавшие из некоторых восточных царств, фактически подвластных Риму. Оттуда сообщали, что не смогут прислать много войск, поскольку парфяне продолжают нападать на Сирию. Наибольшие их надежды на помощь были связаны с Антипатором Иудейским.

— У Помпея возникали большие сложности с еврейскими воинами, — сказал Цезарь сегодня утром. — Они сопротивлялись и доводили его до бешенства. Он отплатил им, вынудив их сражаться в минувшей войне на его стороне, против меня. Я уверен, что на сей раз они меня не подведут. В конце концов, им нужно загладить свою вину.

— Неужто они принадлежат к тому же самому народу, что и евреи, обитающие в Александрии, с которыми мы много сотен лет мирно живем бок о бок? — проговорила Клеопатра, сама удивившись своему игривому тону. — Здесь почти треть населения — евреи. Возможно, мы умеем обнимать лучше римлян. И, думается мне, мы кое-чего достигли и без мудрости этого твоего Посидония.

Цезарь не стал спорить с Клеопатрой. Он больше с ней не спорил. Клеопатре не удавалось втянуть его в беседу в греческом стиле. Цезарь обращался с ней словно с развитым не по годам обожаемым ребенком, и ее сарказм только забавлял его. «Это единственный способ уменьшить мою власть над ним», — подумала Клеопатра. Она знала: несмотря на то что Цезарь не выказывал в постели обычной для мужчин свирепости, он получал огромное удовольствие, каждую ночь приходя к ней и занимаясь любовью. И потом они, утомленные ласками, подолгу разговаривали, пока не засыпали, нагие: Клеопатра — на спине, Цезарь — свернувшись вокруг нее. Его дыхание касалось ее затылка, словно легкий ветерок.

У них имелась возможность проводить вместе много времени. Ахилл придерживался прежней стратегии и лишь укреплял осаду дворцового квартала, нападая на солдат Цезаря, если те осмеливались выйти за баррикады. Он непременно прикажет атаковать дворец — это лишь вопрос времени. Цезарь знал, почему тот медлит. Во дворце в заложниках находится царь. Это — единственное, что удерживает Ахилла от штурма.

Однако же в том обстоятельстве, что войска царя сражаются против Цезаря в то время, как Цезарь одновременно и относится к царю по-дружески, и держит его в плену, заключалось некоторое неудобство. Впрочем, Цезарь не допускал, чтобы молодой царь почувствовал себя заложником в полной мере. Римлянин подолгу гулял с юношей по дворцовым садам, интересовался его мнением по различным вопросам и твердил, что только вместе они смогут разрешить этот ужасный кризис. Когда Птолемей настолько расхрабрился, что спросил о взаимоотношениях Цезаря с его сестрой, Цезарь просто посмотрел на него и спросил в ответ: «Разве ты не мужчина?»

Римский полководец объявил юнцу, что является покровителем и защитником всех детей покойного царя Птолемея Авлета — всех без исключения. И до тех пор, пока между наследниками не установятся гармоничные отношения — а также между всеми Птолемеями и их подданными, — он, Цезарь, не сможет спокойно спать по ночам. Он глубоко сожалеет о том, что ему пришлось казнить Потиния, но евнух причинял вред им всем, твердя, будто Цезарь — вовсе не друг Египту, будто он, Цезарь, намеревается сделать Клеопатру единственной правительницей, будто он, Цезарь, собирается присоединить Египет к Римской империи и задушить здешних жителей непомерными налогами.

— Это серьезный удар по миру между нами, — спокойно произнес Цезарь. — Я-то полагал, что ты держишь членов своего семейства под контролем.

— Но я ведь не знал! — вскричал царь. — Она и меня одурачила!

Птолемей казался глубоко уязвленным; губы его искривились, а пухлые щеки задрожали — в точности как у отца, когда тот бывал расстроен.

— Несомненно, ты должен знать, что это никак не отразится на сложившихся между нами доверительных отношениях, — продолжал Цезарь.

Если бы Клеопатру спросили, она бы сказала, что Цезарь всерьез опечален этими вестями. Он держался очень убедительно. И тем не менее Клеопатра не верила, что он удивлен или огорчен.

— Но это еще не все, — добавил Цезарь.

— Что же еще она могла сделать со мной? — пробормотал юнец с жалким видом.

— О, многое. Боюсь, твое неумение контролировать ситуацию привело к целому ряду плачевных событий.

— Это все Потиний! Это его проклятие достало нас из могилы! — застенал Птолемей. — Лучше бы ты оставил его в живых!

— Каковы же остальные новости, диктатор? — спросила Клеопатра, оборвав представление, которое вознамерился закатить ее брат.

— Она убила военачальника Ахилла и поставила во главе египетской армии какого-то евнуха по имени Ганимед.

— Она не имела права этого делать! — завопил царь. — Она — не царь!