А в три ночи телефон заверещал сам. Ага, все-таки Даша…

— Привет, Митя. У меня твой непринятый вызов… Что-то случилось, да?

— Да, случилось. Вика пропала. На звонки не отвечала целый день, до сих пор ее нет.

— А ты, значит, беспокоишься?

— Конечно, беспокоюсь! Что за странный вопрос, Даша! Вдруг с ней что-то случилось?

— Да ничего с ней не случилось, Мить… Не жди, ложись спать. А еще лучше… Еще лучше, знаешь, что?

— Что?

— Брось ее к чертям собачьим, Мить. Вот от души говорю. Ты же совсем, совсем из другого мира. Странно, как ты вообще в эту историю вляпался. Жалко мне тебя. Найди в себе силы и брось. Ты хороший, Митя, ты добрый, тебе другая женщина нужна, тоже хорошая и добрая. А рядом с Викой… Уж не обижайся, конечно… Ты рядом с ней — как не пришей кобыле хвост.

— Погоди, Даш… Ты что, знаешь, где она сейчас находится, да? — проговорил он в трубку, чувствуя, как больно звенит в голове, как вонзается острый горячий нож между лопатками.

— Знаю, конечно. Но тебе не скажу. Хватит и того, что сказала.

— Она… Она с другим, да?

Даша вздохнула так тяжело и безысходно, будто с дебилом разговаривала. Чего, мол, тут еще переспрашивать? Неужели до сих пор непонятно?

— Кто он, Даша? Скажи!

— Да какая тебе разница кто… Если я назову имя и фамилию, это что-то изменит по большому счету? Да и не назову я тебе ни имени, ни фамилии, потому что сама не знаю и знать не хочу.

— Ладно… Понятно. Спасибо, Даша.

Митя хотел было отключиться, но Даша вдруг заговорила торопливо:

— Мить, ну ты это, не переживай так, пожалуйста. Поверь, не надо свою мужскую самооценку терзать, ты тут вообще ни при делах. Фу, не то говорю, неправильно. То есть пытаюсь тебя убедить, что это вовсе не измена с ее стороны. Просто так получилось… Она должна была, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Кому и что она должна?

— Господи, ну как бы тебе объяснить…

— Говори прямо, Даша. Как есть.

— Ну, если прямо, то должок за ней оставался. По крайней мере, Вика так считает… А любые долги следует отдавать.

— Какой должок?

— Обыкновенный. Из прошлой жизни. У таких девушек, как Вика, всегда есть прошлое.

— Она… была проституткой, да?

— Фу, Митя! Зачем так грубо? Нет, это занятие не для Вики. И вообще, как ты мог подумать такое про свою девушку? Ты ж ее знаешь, она бы никогда не подчинилась чужой воле… У нее и самой воли сколько угодно, любого может уничтожить. А еще ей страшно нравится после всего посыпать голову пеплом и кокетничать — ах, мол, какая я бяка, плохая девочка… Ах, я в ответе за того, кого уничтожила… Ведь поверженным и уничтоженным так сладко дарить минуты счастья, согласись!

— И кому она дарит эти минуты? Можешь имя назвать?

— Хм… А может, еще и адресок предоставить? Ай, Митя, Митя… Ну что ж ты такой настырный-то, а? Иногда не следует заглядывать туда, куда тебя не приглашают… А еще иногда лучше не знать всей правды. Тем более тебе.

— Правда есть правда, Даша. Лучше знать, чем не знать. Тем более ты сама позволила мне туда заглянуть.

— Ну, заглянул… И что? Увидел, что все в человеке не так, как тебе хотелось бы, и удовлетворись этим. И хватит. Вика такая, какая есть, и другой не будет. Но ведь ты ее такой и полюбил, правда?

— Скажи, Даш, а…

— Все, больше ничего не скажу! И без того много сказала. Получается, сдала подругу с потрохами. А ведь не хотела! Все, все, Мить, не спрашивай меня больше ни о чем… И не перезванивай, все равно не отвечу…

Отключилась. Оставайся, жалкий Митя, один на один с полученной информацией. Делай с ней что хочешь. Можешь на хлеб намазать вместо масла, можешь просто так переварить.

А лучше иди-ка ты спать, жалкий Митя. Теперь уж все равно, теперь уж все ясно. Хотя вряд ли удастся уснуть. Лучше занять себя чем-то, чтоб голова болью не звенела. Но пусть лучше болью звенит, чем изнывает в желтом тумане. И да, надо пойти вещи собрать. В который уже раз…

Вика заявилась под утро. Стояла в коридоре, пьяная и бледная, глядела с вызовом.

— Ну? Спроси меня, где я была? Чего молчишь? А может, ударить хочешь? Ну же, ударь…

— Не буду, Вика. Пусти, я ухожу. Вот ключи, видишь? На полочке, у зеркала. Пусти.

— О-о-о… Уже и вещички собрал, да? Как быстро. Или с прошлого раза не успел разобрать? Ой, не могу, как смешно! А может, я у подруги была, а? Может, она болела, а я за ней ухаживала? Г… Горчичники ставила…

— Ну да. Горчичники. Хорошая деталь для нового сюжета. Ты запиши, а то забудешь. Сочинительница.

— Да, я сочинительница! А ты никто, понял? Никто, и не мужик даже. Я в тебя плюю, а ты облизываешься. Дай воды, не видишь, мне плохо?

— Это мне плохо. А тебе очень хорошо, Вика. Все, я пошел. Прощай. И не звони, я все равно отвечать не буду.

— Ой, ой, как страшно… Ничтожество, Тряпка Тряпкин! Ненавижу тебя. Навязался на мою голову, никак не отвяжешься. И ведь не уйдешь, я знаю! Пальчиком поманю — и прибежишь. Нет, не мужик. Дерьмо собачье. Ой, как мне плохо-то, господи… Спать пойду…

Митя аккуратно захлопнул за собой дверь, нажал на кнопку лифта. Но дожидаться его не стал — очень хотелось на воздух. Быстро спустился вниз.

Уже пели птицы. Утро было ясным, нежно-желтым, промытым ночным дождем. В такое утро хорошо выходить со счастливой душой, не испоганенной дерьмом собачьим.

Ключи от машины?! Неужели забыл? Нет, слава богу, вот они… Возвращаться было бы немыслимо. И в прошлый раз так же казалось — немыслимо. Заколдованный круг для дерьма собачьего. Для Тряпки Тряпкина. Для кого еще там? Для ничтожества? Для «не мужика»? Огласите весь список, пожалуйста?

Интересно, а выпить у Дэна есть?

* * *

Он никогда раньше не понимал выпивающих. Тех, кто уходит надолго в запой. Нет, понятно, когда с друзьями вечерок посидеть, расслабиться в удовольствие… Но когда появляется жуткая потребность вливать в себя алкоголь не для того, чтобы ощутить дополнительно радостные оттенки жизни, а наоборот, убить в себе эту самую жизнь прямо с утра… И чтобы вместе с оттенками. И чтобы ничего, вообще ничего не было. И чтобы днем быть убитым, и вечером.

Уж тем более ночью.

Кстати, алкогольный сон, замешанный на отчаянии, похож на смерть. Ну, или на желание смерти. А как еще назвать состояние, когда любой звук извне вызывает досаду и болезненную тоску? И даже телефонные позывные… Ну что, что? Кому я нужен? Я ведь умер, нет меня…

— Да, слушаю…

— Дмитрий, это ты?

— Да, я, Игорь Владимирович. Здравствуйте.

— А что у тебя с голосом? Ты болен, что ли?