пугающего содержимого: от мутно-зеленых побулькивающих жидкостей до забальзамированных внутренностей боюсь даже предположить кого. Но подозреваю, что создания, виденные мною на картинах в коридоре, запечатлены там не столько для красоты, сколько в знак памяти и скорби по скоропостижно пожертвовавшим себя на благо чародейских опытов существам. В центре комнаты водружена была трубочно-баночно-бутылочно-кастрюльно-спиральная конструкция, чем-то отдаленно смахивающая на самогонный аппарат.

Через щелочку следующей приоткрытой двери я разглядела довольно уютную небольшую комнату, освещаемую рыжим игривым пламенем, мерно потрескивающим в камине. Кресло с резной спинкой стояло на цветном ковре с высоким пушистым ворсом, покрывающем пол комнаты, и было развернуто так, чтобы сидящий мог любоваться пляшущими язычками огня (то есть, лицом к камину, спиной — ко входу, то бишь ко мне).

Прямо на ковре посреди комнаты с безвольно опущенными плечами и уроненной на грудь головой сидел колдун. На коленях у него лежала какая-то книга, от которой он не отводил глаз, тихонько шептал ей что-то, ласково гладил руками страницы… Словно перед ним были не переплетенные листы бумаги, а любимая женщина…

Я замерла в проеме, по уже вошедшему в привычку в этом мире обычаю, разинув рот. Кто знает, как долго я могла бы изображать немое изваяние застывшего изумления, если бы у меня над ухом не послышалось тихое деликатное покашливание. Я обернулась, прикрыв рот для приличия. Сзади меня со смущенным видом завис в воздухе Луцифарио.

− Может, чайку попьем? − заискивающе предложил он. − Я тут пирожков горячих напек с разными начинками.

− Конечно! − я даже просияла от счастья. Пальцев одной руки запросто хватит для того, чтобы счесть те случаи в моей жизни, когда я добровольно отказывалась от предлагаемой мне пищи. Счесть-то можно, а вот вспоминать не хочется ввиду их наиредчайшей тошнотворности.

Пройдя не один десяток дверей и коридоров, которые напрочь уничтожили мои и без того слабые представления о расположении помещений замка, мы очутились в маленькой темной комнатке. Демон хлопнул лапами, и фитильки свечей на торчащих из стен подсвечниках заполыхали веселыми приветливыми огоньками, залив комнату теплым мягким светом. Посреди помещения располагался небольшой покрытый белой кружевной скатертью стол, с двумя стоящими напротив друг друга креслами. Одно из них галантно выдвинул передо мной Луцифарио, приглашая сесть.

− Подожди немного, я быстро. Только за пирожками и чаем слетаю, − попросил демон.

Вернулся он действительно скоро, неся в каждой лапе по подносу. На одном аккуратненько были выставлены чайник, чашки на блюдечках, сахарница и две ложечки. На другом, громадном, теснились тарелки с румяными ароматными пирожками. Я бросилась помочь Луцифарио с водружением всего этого на стол и, не удержавшись, прыснула от смеха, обнаружив на нем старательно завязанный бантиками на шее и за спиной цветастый передник с кружавчиками.

Закончив с сервировкой, мы наконец приступили к чаепитию. Демон разлил умопомрачительно вкусно пахнущий отвар по чашкам и приступил к оглашению ассортимента пирожков, предварительно потягивая носом над каждой тарелкой:

− Эти с мясом, эти с капустой и яйцами, эти с творогом, эти с грибами, эти с курицей, эти с рыбой, эти с вишневым джемом, эти яблочным джемом, эти с малиновым джемом.

Я просто растеклась в счастливой улыбке, готовая захлебнуться слюнями.

На вкус пирожки оказались просто восхитительно, безумно, фантастически вкусными! Я устала считать количество поглощенных хлебобулочных и выпитых кружек чая. Да и зачем? Ведь я получала от этого неповторимое моральное удовлетворение!

И кто сказал, что путь к сердцу женщины лежит через уши, а мужчины − через желудок? Может кому-то и нравится наблюдать на себе украшения из лапши вместо сережек, но лично я твердо убеждена, что в животе ей самое место.

Луцифарио удовлетворенно улыбался, подкладывая мне на тарелку еще пирожков и подливая в кружку чаю, однако и сам он явно диеты не придерживался.

− Как же я люблю людей с хорошим аппетитом! − мечтательно просмаковал он. − А вот хозяина моего чуть ли не связывать приходится, чтобы накормить. Что ни сготовь − ничего не хочет. Скоро нектаром одним питаться будет, словно бабочка! − Видимо, сия тема для демона была животрепещущей, ибо разворчался он знатно. − И так с голодухи отощал весь! Кожа, что мешок, висит. Глядишь и вовсе до скелета иссохнет, будет ходить, костями греметь, тараканов в замке пугать!

Я припомнила и впрямь довольно худощавое тело колдуна, не терявшее при этом крепости и силы, спрятать которые от моего профессионального взгляда не смог даже старательно обвисавший на нем просторный балахон. Как по мне, лишние жировые запасы мужчине ни к чему.

Но, видимо, логика демона сходна была с логикой большинства заботливых бабушек, дружно считавших вверенное им чадо страдающим дистрофией до тех пор, пока оное не приобретало шарообразную форму с торчащими в разные стороны ручками и ножками и непонятно как высунутой из пухлых плечиков головой.

− Да, вроде, не такой уж он и тощий, как я посмотрю, − лениво попыталась возразить я и, зевнув, добавила для убедительности: − Бульон бы знатный с него вышел.

Луцифарио так и просиял, словно я ему сказала лучший за всю жизнь комплимент.

− Так это я его так и откормил! − оживился он. − Это сейчас он еще в тело вошел, а раньше-то и поглядеть не на что было! − презрительно махнул рукой демон. − С него только дохтурам устройство костей изучать можно было.

«Ну, устройство-то может и можно изучать, только вот, пожалуй, не костей, а мышц, − мелькнуло у меня в голове. − Хотя, кто знает, что представлял из себя колдун до откорма».

− Ой, − не унимался демон, − такой тощий был, такой тощий! Ветер и тот его сдувал! − И, заметив мой полный праведного скепсиса по поводу его воспоминаний взгляд, Луцифарио внес поправку на правдоподобность: − Ну, это было-то лет пятьсот назад…

Кусочек пирожка, который я держала в руке, стремительно спилотировал вниз и благополучно забулькал в кружке, а кусочек, который я, на свое несчастье, успела откусить перед произнесением последней фразы демона, застрял поперек горла, вызвав приступ кашля. Нет, я, конечно, неоднократно слышала от Белых магов и то, что Пасть существует несколько столетий и то, что черный маг причастен к ее возникновению, но, при виде чародея в столь хорошо сохранившемся виде, мне даже не пришло в голову провести между этими двумя фактами параллель.

Луцифарио бросился отпаивать меня чаем, а, когда убедился, что жить я буду, занялся отловом ложечкой пирожка-водолаза.

− А-а-а… − сдавленно прохрипела я, −