Будучи палачом, Куизль был ответственным и за уборку нечистот и исполнял эту обязанность каждую неделю. Совсем скоро он вновь будет бродить по улицам с тележкой и лопатой. Но сегодня на это не было времени. Как только отзвонили шесть часов, к нему явился городской слуга и сказал, что его срочно хотел видеть Иоганн Лехнер. Куизль догадывался, для чего понадобился судебному секретарю. Убийство мальчика вчера обсуждали по всему городу. Слухи о колдовстве или дьявольском промысле расползались по городкам вроде Шонгау быстрее запаха нечистот. Лехнер был человеком, который не затягивал даже с самыми сложными решениями. Кроме того, на сегодня намечался сбор совета, и господам хотелось знать точно, что же крылось за этими слухами.

В голове у палача гудело. Вчера вечером к нему заходил Йозеф Гриммер, чтобы забрать тело мальчика. Тот Йозеф не имел ничего общего с прежним, который несколько часов назад чуть не зашиб знахарку. Он ревел как дитя и успокоился лишь после травяной настойки, которую Куизль готовил всегда сам. Палач и сам пропустил стаканчик-другой…

Якоб Куизль свернул в переулок и направился к резиденции герцога. Несмотря на головную боль, он усмехнулся, потому что под словом «резиденция» крылось совсем не то, что ожидалось. Строение перед ним напоминало скорее неуклюжую обветшалую крепость. Даже старожилы Шонгау не могли припомнить, когда здесь в последний раз бывал герцог. Даже княжеский управляющий, который как представитель курфюрста улаживал в городе интересы Его высочества, появлялся здесь крайне редко и останавливался в своем имении близ Тиргауптена. В обычное время ветхое сооружение служило казармой для двух десятков солдат и канцелярией судебного секретаря. А последний в отсутствие управляющего ведал всеми делами в Шонгау от имени курфюрста Фердинанда Марии.

Иоганн Лехнер был человеком могущественным. Ответственный, в общем-то, лишь за соблюдение интересов Его высочества, за годы службы он добился такого положения, какое позволяло ему влиять и на исход городских дел. Мимо Лехнера не проходило ни одного документа, ни одного распоряжения и ни одной самой ничтожной бумажки. Куизль не сомневался, что секретарь и теперь несколько часов раздумывал над городскими указами.

Палач прошел под каменной аркой, на которой косо висели створки ворот, и шагнул во двор. Часовые устало кивнули ему и пропустили. Куизль оглядел тесный и грязный двор. Со времен последнего нашествия шведов десять лет назад резиденция пришла в еще больший упадок. Правая башня высилась покрытыми сажей руинами, крыши над конюшнями и гумном продырявились и обросли мхом. Между покосившимися перегородками виднелись разбитые повозки и прочий хлам.

Якоб поднялся по истертым ступеням, прошел по темному коридору и остановился перед низкой дверью. Он только собрался постучать, как изнутри донесся голос.

— Заходи.

Секретарь, казалось, обладал крысиным слухом.

Палач отворил дверь и вошел в тесную комнату. За письменным столом сидел Иоганн Лехнер, едва различимый среди книг и пергаментов. В правой руке он держал перо и что-то царапал в черновике, левой указал Куизлю на стул. Хотя в окно пробивались первые лучи солнца, в комнате царил полумрак, единственная сальная свеча давала тусклый свет. Палач опустился на табурет и стал ждать, пока секретарь отвлечется от своих документов.

— Знаешь, зачем я тебя вызвал?

Лехнер устремил на палача пронизывающий взгляд. Судебный секретарь унаследовал черную бороду от отца, который сам служил секретарем в Шонгау. Такой же бледный, те же черные, внимательные глаза. Семья Лехнеров имела большое влияние в городе, и секретарь с удовольствием давал почувствовать это собеседнику.

Куизль кивнул и принялся набивать трубку.

— Оставь, — поморщился секретарь. — Ты же знаешь, я не терплю дыма.

Палач убрал трубку обратно и вызывающе посмотрел на Лехнера. И заговорил лишь спустя некоторое время.

— По поводу Штехлин, полагаю.

Иоганн Лехнер кивнул.

— Народ негодует. Уже сейчас, а случилось все только вчера. И люди говорят…

— А я что сделаю?

Лехнер перегнулся через стол и попытался улыбнуться. Вышло лишь наполовину.

— Ты ее знаешь. Вы ладите с ней. Она принимал роды у твоей жены. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней.

— И о чем же мы должны поговорить?

— Уговори ее, чтобы она призналась.

— Чтобы она… что?

Лехнер еще больше перегнулся через стол. Их лица были теперь совсем близко.

— Да, ты все верно понял. Чтобы она призналась.

— Но еще ничего не доказано. Пока только бабы болтают. Мальчик пару раз заходил к ней, вот и все.

— Нужно поскорее с этим покончить, — Лехнер снова откинулся на стуле и принялся барабанить пальцами по подлокотнику. — Слухов уже слишком много. Пустим это на самотек — наступят времена твоего деда. Тогда придется тебе потрудиться.

Палач кивнул. Он понял, на что намекал Лехнер. Всего семьдесят лет прошло с тех пор, как во время известного процесса над ведьмами в Шонгау десятки женщин отправили на костер. Все началось с непогоды и нескольких непонятных смертей, а переросло в целое сумасшествие, и каждый обвинял каждого. Дед Куизля, Йорг Абриль, обезглавил тогда более шестидесяти женщин, и после тела их сожгли. Мастер Йорг разбогател на этом и приобрел известность. У некоторых подозреваемых находили так называемые колдовские отметины — родимые пятна, по форме которых определяли судьбу бедных женщин. В этот же раз речь шла о еретическом символе, и даже Куизль не мог отрицать его принадлежность к колдовству. Секретарь был прав. Люди и дальше будут искать знаки. И даже если убийства не продолжатся, подозрения все равно не прекратятся. Пламя, способное перерасти в пожар и поглотить Шонгау. Необходимо было, чтобы кто-то признался и принял всю вину на себя.

Марта Штехлин…

Якоб Куизль пожал плечами.

— Я не верю, что Штехлин как-то связана с убийством. Это мог быть кто угодно, хоть проезжий. Мальчик ошивался у реки. Черт знает, где его закололи. Может, это мародерствующие солдаты.

— А знак? Отец мальчика описал мне его. Так он выглядит? — Лехнер протянул ему рисунок, круг с перевернутым крестом. — Ты знаешь, что это, — прошептал он. — Колдовство.

Палач кивнул.

— Но это еще вовсе не значит, что Штехлин…

— Знахарки хорошо разбираются в таких вещах! — Лехнер повысил голос, что было ему не свойственно. — Я всегда предупреждал, что не стоит принимать таких женщин в город. Они — носительницы тайных знаний и губят наших жен и детей! В последнее время дети постоянно околачивались у нее! Петер в том числе. И вот его находят мертвым в реке!

Куизль стосковался по трубке. Он бы с удовольствием сейчас вместе с дымом развеял по комнате все дурные мысли. Якоб хорошо знал предрассудки совета насчет знахарок. Марта была первой из тех, кого официально впустили в город. Мужчины издавна относились с подозрением к женщинам, имевшим доступ к запретным знаниям. Они ведали отвары и травы, прикасались к их женам в самых непотребных местах, и знали, как удалить из чрева плод, дар Господа. Множество знахарок отправились на костер, обвиненные в колдовстве.