В свои двадцать семь лет он имел близость с разными женщинами и прекрасно знал, как они умеют набивать себе цену. Но ему и в голову не мог прийти, что девушка, которую он сейчас держит в объятиях, действительно испытывает страх и дрожит не только от страсти, но и от волнения.

Внезапно девушка забыла обо всем. Его губы скользнули по коже, оставляя жгучие следы. Он то играл языком с небольшими сосками розового цвета, то плавно опускался к низу живота, сводя с ума жаркими поцелуями — сладкими и безжалостными, каждый из которых вызывал в ней электрический разряд, заставляющий стонать от наслаждения.

Не в силах сдерживать желание, Леонид достал из заднего кармана презерватив, закусив его в зубах. Быстрым движением он расстегнул кожаный ремень и молнию на джинсах, порвал серебристую упаковку и надел его. Глядя на то, как Милена старательно отводит глаза от его паха, он мысленно рассмеялся над тем, какую невинность из себя строит девушка.

Он вернулся к ее губам, жадно продолжив поцелуй. Его колено вклинилось между ее ногами, нетерпеливо раздвигая бедра. В тот момент, когда она прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как нежно он покусывает кожу на ее шее, Леонид ловко приподнял ее ягодицы и резким толчком вошел.

Тишину в квартире разрезал тихий крик Милены, на глаза которой налились слезы. И в тот момент, когда что-то теплое и липкое коснулось паха Леонида, он с ужасающей ясностью понял, что только что лишил Милу девственности.

— Ты раньше никогда? — ошеломленно спросил мужчина, вынырнув из омута желания, оставаясь неподвижным.

Милена пристыженно закрыла глаза, ее щеки порозовели от стыда, который она испытывала в этот момент.

— Да, — прошептала она.

Леонид посмотрел на нее со смешанными чувствами — нежностью, сожалением и некоторой виной. Он понимал, что не должен был так поступать, что должен был быть более осторожным и взвешенным. Но желание и страсть овладели им, и он потерял контроль.

Он медленно извлекся из нее и прижался, обнимая ее тело, словно пытаясь извиниться за свою неосторожность.

— Я…я не хочу… — нерешительно произнесла девушка, — чтобы ты останавливался.

Этих слов хватило, чтобы заставить Леонида снова испытать волну возбуждения. Сама мысль, что до него у Милены никого не было, разжигала в нем бурю. На этот раз он был нежнее и сдержаннее. С каждым движением он осторожно входил в нее, ощущая, как ее тело сжимается и расслабляется под его прикосновениями. Искусно увеличивая темп и силу своих настойчивых толчков, он увлекал ее в глубины наслаждения, погружая ее в безумие и безудержную страсть.

Леонид целовал ее губы, веки и шею, прикусывая и дразня ее кожу. Пальцы, запутавшись в светлых волосах, то мягко гладили ее затылок, то крепко потягивали непослушные локоны. А затем, сделав последний, решительный толчок, он почувствовал, как его тело ослабевает, испускаясь в ней волнами неподдельного блаженства.

Так, они пролежали минут пятнадцать, разговаривая друг с другом о всякой ерунде. Леонид игрался с локонами Милы и по-мальчишески смеялся над ее колкими комментариями. Девушка действительно была неглупа и очень образована. Однако рассвет плавно заливал комнату светом, и аура романтики понемногу сходила на нет.

— Я воспользуюсь твоим душем? — перебил внезапно воцарившееся молчание Леонид.

— Да, вторая дверь налево по коридору, — ответила Мила, все еще стесняясь их близости.

Он пошел в гостевой санузел, а Милена отправилась в ванную комнату, которая находилась в ее спальне. Оказавшись в ванной, мужчина не смог удержаться от сравнения ее с музеем, который он и его мать посетили в Питере много лет назад. Стены были выложены ослепительно-белой меленькой плиткой с золотой окантовкой у потолка и в месте, где стена сходилась с напольным плинтусом. Он внимательно оглядел длинную тумбу из древесного массива, и раковину, сделанную из мрамора. Мужчина был ошеломлен роскошью и изысканностью ванны, которую ему предложила Мила. Его взгляд скользнул по зеркалу в полный рост, украшенному золотой рамой, которая отражала его собственное изумление. Справа от огромной душевой кабины находился золотистый стеллаж с кучей белых, отпаренных полотенец, несколько стоек с махровыми халатами и стопка тапочек в стильных текстильных чехлах. По бокам от стеллажа расположились два цветочных горшка с все той же золотой окантовкой, в них сидели какие-то пушистые цветы, название которым Леонид так и не смог дать.

А в это время, Милена, стоя перед зеркалом в ванной комнате, смежной с ее спальней, обхватила края раковины и пристально посмотрела на свое отражение. Глаза ее, зеленые и полные смущения, не могли моргнуть. В ее голове пролетели все моменты ее семнадцати лет, словно на пленке.

Она вспомнила, как впервые осталась дома одна, всего пятилетней. Ее мать просто забыла о ней, предпочитая отправиться на очередной светский раут, не вызвав няню. Когда Милене исполнилось шесть, отец принял решение отправить ее в пансионат для юных дам в Швейцарии. И вновь она почувствовала себя брошенной, обузой, от которой родители просто хотели избавиться на пять долгих лет. В двенадцать лет она узнала о том, что такое секс, наблюдая, как ее беззаботная мать развлекается на отцовском столе в объятиях инструктора йоги. Сейчас же, проводя пальцем по своим зацелованным губам, которые все еще хранили прикосновение Леонида, она дрожала от одной мысли о предстоящей встрече с ним лицом к лицу. Ее с ног до головы затопило смущение. Смущение от непривычности близости, от ощущения своего тела. И недовольство от того, что вновь она оказалась в ситуации, которая заставляла ее чувствовать этот жгучий, всепоглощающий стыд.

Милена погрузилась в свои мысли, потерявшись в пучине прошлого. Сквозь ее зеленые глаза проступали следы боли, которую она испытывала на протяжении всех этих лет. Она была лишена заботы, любви и внимания, она была не более чем игрушкой в руках своих родителей. И теперь, стоя перед зеркалом, она видела свою слабость, свою зависимость от чужого прикосновения. Ни это ли подтолкнуло ее к тому, чтобы отдаться первому встречному? Или же это все произошло из-за Матвея, изменившего ей прямо на своем выпускном вечере? А может Леонид просто воспользовался ее нетрезвым состоянием?

Но ведь это она попросила его остаться! Это было только ее решение. Эта мысль придала ей немного уверенности. Через три