— Нет у тебя его, Сотникова, — мягко укоряет главный редактор. — Наша работа — это бремя, которое нужно нести круглосуточно и с достоинством.

— Распечатаю себе это на холсте, — говорит Мила, откидываясь в кресле.

— Но обязательно с подрамником, — поддакивает Якимов.

— Да-да, — соглашается она. — Только, куда его повесить? В кабинете или дома?

— Так, Сотникова, ложись спать, — по-отечески приказывает Якимов и слышно, что губы его растягиваются в удовлетворенной улыбке. Он знает, что Милена его не подведет. Она слишком дорожит этой работой.

Разговор заканчивается на доброй ноте и Милена хватает маленькую подушку, а потом с силой сжимает ее, но это не помогает. Тогда она обхватывает ее и прижимает к лицу. Еще какое-то время квартира Милены наполняется приглушенным криком зама главного редактора, который глухо гасится тканью и наполнителем подушки.

В воскресенье вечером, стоя перед зеркалом в ванной комнате, Милена находит в себе силы поверить, что сможет провести интервью с человеком, которого она так долго ненавидела. Она умело наносит бледно-розовую помаду на пухлые губы, гладко укладывает непослушные волосы, которые едва доходят до плеч, и отступает, чтобы оценить свое отражение в зеркале. Синяя юбка-карандаш с высокой талией и белая рубашка от известного дизайнера сочетаются великолепно. В последний раз поправив волосы, Милена выходит в просторную прихожую и достает темно-синее пальто, которое отлично подходит к лодочкам в цвет на тонкой шпильке. Накинув на шею свой любимый платок и надушившись духами от Фредерика Маля, девушка твердо решила, что сегодня она действительно выглядит неотразимо. И это придало ей уверенности.

Уверенность, к слову, тут же испаряется ровно в тот момент, когда ее черный БМВ паркуется возле жилого комплекса в элитном районе. Она бы так и сидела, крепко вцепившись в руль, и судорожно перебирая варианты приветствия, если бы стрелка на часах неумолимо не подходила к восемнадцати.

В просторном лобби ЖК ее встречает улыбчивый консьерж на вид лет сорока пяти. Он заранее предупрежден о ее визите, поэтому с привычной доброжелательностью провожает Милену к лифту, где девушка узнает о том, что квартира Леонида — это пентхаус со своей террасой на двадцать восьмом этаже.

По мере того, как они поднимаются в лифте, платок Милены тесно облегает ее горло, а белая рубашка становится слишком узкой. Она смотрит на экран, где цифры сменяются друг за другом — «20», «21», «22», на двадцать третьем этаже Милена ловит себя на мысли, что воздуха в лифте становится катастрофически мало. Поэтому она стягивает свой шелковый платок от «Хермес», и повязывает его на ручку сумочки. Дышать становится все тяжелее, поэтому девушка расстёгивает пальто, а вслед за ним и две пуговицы на рубашке.

«25» — высвечивается на экране в тот момент, как Мила чувствует сухость в горле и легкую тошноту. «26» — маленькие раздражающие капельки холодного пота скатываются по ее спине, а время становится почти осязаемым. «27», «28» — «Дзинь» — насмешливо пищит лифт и Милена выпрыгивает из него, как тост из тостера, даже забыв поблагодарить консьержа.

Оказавшись посреди просторного холла в минималистическом стиле, девушка даже не обращает внимания на его шикарный интерьер. Все ее мысли крутятся вокруг хотя бы одного глотка воды, а еще — этих гребаных панорамных окон повсюду, откуда открывается вид с высоты двадцать восьмого этажа.

В висках пульсирует так, что она даже не слышит собственных мыслей, кажется, будто сейчас под ее ногами обрушится пол, и она полетит вниз, прямиком с этого проклятого двадцать восьмого этажа.

— Давно не виделись, — раздается глубокий, низкий голос и Мила оборачивается.

Синие, холодные глаза смотрят изучающе, с насмешливым прищуром, характерным лишь для этого мужчины. Растрёпанные темные волосы, зачесанные назад, небрежно спадают на его высокий лоб, а губы едва заметно трогает лукавая ухмылка.

— Здравствуй, — говорит Милена.

И в следующий миг теряет сознание.

Глава 4. Ночной роман

Десять лет назад. Июнь, 2013

— Поль, стой! — раздался робкий голос Милены, который уже порядком поднадоел Полине.

Черная бестия на высоких лакированных каблуках недовольно обернулась, и с укором посмотрела на подругу:

— Ну что еще?

— Не знаю, чувствую себя не в своей тарелке, — сказала Милена, глядя на свое отражение в огромном окне.

Одежда обтягивала ее тело, оставляя больше открытого места, чем она привыкла. Мила внезапно ощутила себя неуклюжей и неловкой в этом наряде, который казался ей слишком неприличным. Один рукав платья плотно обтягивал ее тоненькую ручку, в то время как второй был просто не предусмотрен. По поводу длины юбки у Милены в принципе не нашлось слов. Ее бабушка как-то сказала: «Короткую юбку носят либо стриптизерши, либо бедняки. Первые — по долгу службы, а вторые — потому что экономят деньги на ткани». Так вот, сейчас Милена чувствовала себя представителем сразу из двух этих групп.

— Да че ты, Милка! — подруга легонько шлепнула ее по попе, заставляя еще больше смутиться. — Отпадно выглядишь!

«Еще бы, платье-то твое…» — подумала Мила, но вслух сказала:

— Ну не знаю, Поль. А если кого-нибудь из знакомых отца встречу?

— В клубе-то? Они же все снобы, сидят по своим ресторанам, устрицы жрут, — хохотнула Полина, выдувая пузырь из жвачки.

— А бывшие одноклассники? — девушка по привычке от волнения закусила нижнюю губу.

— И хер на них, — рыкнула брюнетка. — Здесь фейсконтроль жесткий, кого попало не пропустят.

— Но я же… — переминаясь с ноги на ногу, в очень неудобных туфлях со стразами, недоговорила Мила.

— Не ссы, сегодня тебе двадцать, — коварно улыбнулась подруга, взяв девушку под руку. — Костик и его ребята знают свое дело. Так что забудь о своем зануде-папаше и о Матвее. Кстати, последний — урод.

— Урод, — всхлипнула Мила, чувствуя, как слезы наливаются на глаза, но быстро их прогнала. К сожалению, это не осталось не замеченным подругой.

— Так-так, ну-ка хорош, — приказала брюнетка. — Держи, — она передала ей бутылку «Кока-колы», в которой уже заранее был намешан виски.

Милена сделала пару неуверенных глотков, сморщилась с непривычки и вернула бутылку владелице.

— Вот это вискарь, — протянула та отпивая. — Дядя Боря точно