покрытыми не опавшими за зиму ржавыми дубами, и на вершине горы опустились на площадку, где находился штаб операции. Вокруг были ущелья, горы и снова ущелья и горы, горы, стоял командирский кунг с развёрнутыми антеннами. Генерал из кунга командовал операцией: в ущелье, где предположительно находился Басаев, сначала посылал штурмовики, которые бомбили склоны горы, затем вертолёты, что наносили свои воздушные удары, потом шёл спецназ, процеживая ущелье. В командирском кунге Трошева располагался видавший «виды» замызганный диван, и на нём — замусоленная, зачитанная до дыр газета «Завтра». Трошев, генералы, офицеры читали «Завтра», Проханов не раз потом подчёркивал эту деталь.

Перед отъездом из Ханкалы мы с Прохановым снова выпросили у Трошева вертолет. Командующий улыбнулся и уже серьёзно произнес: «Смотри, Алёхин, за писателя отвечаешь головой», — и снова улыбнулся. Все понимали, что Проханову хотелось проследовать тем маршрутом, каким отряды Басаева уходили из Грозного, когда город был окружён федеральными войсками. Басаеву для выхода оставался узкий коридор вдоль реки Сунжа. Когда боевики выходили, то сели на расставленные минные поля и попали под кинжальный пулемётный огонь. Было много убитых. Сам Басаев потерял в этом сражении ногу.

Вертолёт летел вдоль Сунжи, по холодной реке всё ещё плавали нерастаявшие льдины, а вдоль берега валялись ворохи каких-то лохмотьев, разбитые повозки, одеяла, матрасы, рухлядь — всё, что осталось от басаевских частей, разгромленных пулемётами. Казалось, в этом месте по берегу прошёл огромный мусоровоз, и из него выпало всё это окровавленное тряпьё. Садиться было рискованно, потому что там ещё могли оставаться невзорвавшиеся лепестковые мины. Сели на запасную площадку «подскока» Позже Александр Проханов напишет такие строки:

Мы прорвались к горящему Шатою.

Я жизнью не играл и смерть не выбирал.

Имперский черный крест с серебряной каймою

Мне прикрепил на грудь усталый генерал.

Немного поясню. Будучи командующим войсками СКВО, генерал Трошев с одобрения Генштаба РФ дал поручение изготовить памятный знак «За службу на Кавказе», точная копия того, которым награждались воины имперской царской армии во время войн на Северном Кавказе два столетия назад. В начале нулевых годов нынешнего века эта награда считается почетной и весомой среди солдат, офицеров, деятелей культуры, принимавших участие и ездивших в зону боевых действий. Хочу напомнить, что Александр Андреевич Проханов побывал и принимал непосредственное участие в 18 (!) конфликтах в разных частях мира. Афганистан, Чечня в этом ряду.

Мне посчастливилось выполнить эту почетную миссию. От имени и по поручению командующего (он срочно вылетел по неотложным делам). Так я впервые оказался уже в гостеприимном доме писателя. И снова разговоры, душевные, искренние. И снова Проханов меня поразил. Как-то он обмолвился, что ему больше нравится смотреть на войне, как дымятся стреляющие гаубицы и орудия. Речь почему-то зашла о трубке и сигарном дыме (увлечение многих писателей и не только). А по-настоящему страстным увлечением Проханова были и остаются бабочки, которых он всю жизнь ловил.

«Бабочка — это охота, — считает Проханов. — Причем дело очень рискованное, требующее сил и молодости, ярости и азарта. Коллекционирование бабочек закончилось, когда я перестал ездить по горячим точкам, потому что это коллекция локальных войн. В основном они проходили в джунглях, саваннах, на берегах тропических рек и болот. Это места, где гнездились миллиарды восхитительных бабочек. Для людей, наделенных эстетическим чувством, мимо них нельзя пройти. И я повторно возвращался и в Никарагуа, и в Кампучию с сачком и наполнял свою коллекцию наряду с блокнотом, который наполнял своими впечатлениями. Поэтому эти бабочки являются военными трофеями. Это не моя личная коллекция, это своеобразная трофейная выставка. Число экземпляров в моей коллекции равняется числу злодеяний людей, умертвивших бабочек. Полагаю, может наступить день, уже после смерти моей, когда кто-нибудь из моих сыновей откроет окно моего дома, отворит стеклянные коробки, и бабочки улетят и вернутся в джунгли, саванны, на берега тропических рек — в места своего обитания».

А еще наш герой рисует. Причем так, как умеет. По его откровенному признанию, это рисунки наивного человека, поэтому они кажутся такими вычурно примитивными. «Это не стиль, это результат моего неумения, а также результат моего искреннего желания изобразить тот или иной фрагмент моей жизни или моих военных походов», — говорит мастер. Потому справедливо считает, отвечая на вопросы журналистов, что в краску его может вогнать только акварель.

Но у Проханова есть еще целая вселенная — литература. И в её мирах герои его романов и повестей бредут, сжимая цевье автомата Калашникова или снайперской винтовки, в джунглях и непролазных болотах, пикируют на дворец Дудаева и берут в клещи горный Шатой, стоят насмерть на Саур-Могиле и выкуривают националистов из подземных казематов «Азовстали». И в каждом из них кусочек души самого Проханова. В своих «чеченских» романах, например, Александр Проханов, как и Лев Толстой, исследует поведение человека перед лицом смерти. Поэтому оба романа, по утверждению самого автора, «абсолютно толстовские». В то же время Александр Андреевич подчеркивает: «Толстой так никогда не ездил. Его в севастопольский окоп или на рубку леса забросила офицерская служба, долг, я думаю, он не гонялся за ландшафтами, хотя потом он занимался тюрьмами, острогами, когда писал “Воскресение”, изучал, ездил.

А у меня в моем творчестве всегда было так: был странный замысел, который часто формировался вокруг явлений значительных, часто катастрофических, и, когда этот замысел начинал обретать контуры, какую-то нечеткую зыбкую структуру, я выезжал на ландшафт, и этот ландшафт служил для меня такой кормовой базой, я жадно ел этот материал. В результате либо структура менялась и усложнялась, либо внутри нее появлялись сочные, зримые явления».

Эти романы, к слову, получили высокую оценку у настоящих профессионалов. К примеру, мастера слова, еще советских времен — Ганичев и Бондарев — были в восторге. Генералы Квашнин, Трошев, Булгаков (полководцы современных войн) на Северном Кавказе узнали себя в героях Проханова, солдаты и офицеры, воевавшие в Чечне, по сей день считают эти произведения яркими и запоминающимися. Важно отметить, что Проханов постоянно советует (во всяком случае, в беседах со мной), что любому литератору важно оказаться в центре ситуации. Именно здесь, по мнению писателя, складывается «драматическая, стремительно меняющаяся русская ситуация, когда на наших глазах нарождается новое государства, новые откровения».

Так происходит в наши дни, когда запылал конфликт на Украине. Мне не раз довелось беседовать на эту тему во время нечастых встреч с писателем. Запомнился еще один монолог Проханова во время учредительного съезда общественного движения «Русская мечта». Привожу почти дословно:

«Я думаю, что когда осядет пепел сожженных городов на Украине, когда танковая колея зарастет пшеницей,