плеском воды. Её волосы щекотали ему плечи и шею, его рука покоилась на её животе, Суджин полулежала-полусидела между его разведённых бёдер. Они оба были обнажены, но он даже от столь плотного, откровенного соприкосновения их тел не испытывал желания — и в этот момент это почему-то казалось правильным. В желании всегда была какая-то тревога, стремление, а тогда Хэвон словно достиг той точки, средоточия всего, когда стремиться уже было не к чему. Он всего достиг. В тот момент в его руках было всё то, чего он когда-либо хотел.

Словно ветер стихал и стена дождя исчезала.

Уголки его губ непроизвольно дрогнули, и Хэвон, справившись с этим предательским движением, не понимал даже — улыбаться ему хотелось или плакать. Того и другого. Потому что он в тот миг понял одновременно две вещи.

Первая: он влюбился. По-настоящему влюбился в Суджин. Он не мог сказать, почему был так уверен, что это именно любовь, хотя раньше никогда не испытывал таких чувств ни к одной девушке. Он просто знал это глубоко внутри.

Вторая: он не знает, как её найти. Он не знал её фамилии и даже не был уверен, что «Суджин» — настоящее имя. Она могла назвать другое из осторожности. Он не взял её номер телефона. Он не знал, в какой компании она работала, из какого города переехала в Сеул, какой университет закончила. Он ничего о ней не знал. И если она сама не позвонит…

Да вот же ж гадство! Если она сама не позвонит, то он может никогда её не найти!

Эта мысль показалась Хэвону невыносимой. Он сжал кулаки и зачем-то откинул плед, укрывавший ноги. Он вскочил на ноги, а потом сел обратно, не понимая, куда ему бежать, что делать.

Он схватил телефон — можно было связаться с отелем, и если Суджин до сих пор там, он… Он честно скажет ей, что не хочет с ней расставаться. Что ступил, тайно уехав ночью. Что не должен был бросать её вот так. Что хочет встретиться с ней в Сеуле. Он так много должен был ей сказать…

Интернет на борту был не очень хорошим, но Хэвон всё же сумел дозвониться до Бостона. В гостинице ему сказали, что девушка покинула номер утром сразу после завтрака и нет, ни записок, ни своих контактов на случай забытых вещей она не оставляла.

И она ему не позвонила. Он посчитал, сколько часов прошло с того момента, как он уехал из отеля, потом с того момента, как Суджин предположительно проснулась.

Если бы она хотела позвонить, то давно бы это сделала. Но раз не позвонила, то…

Хэвон смотрел на погасший экран телефона и просто поверить не мог, в то что произошло.

Он встретил её, ту самую, и так глупо потерял.

Странно, но в тот день она проснулась вовсе не от звонка директора Ли в пять утра, а от бодрой мелодии будильника, который стоял на половину седьмого.

Она, не открывая глаза, нащупала его на прикроватном столике. При этом пальцы задели какую-то бумажку, которой там, вроде не должно было быть…

Она отключила будильник, немного полежала с закрытыми глазами, потянулась, а потом повернулась на левый бок. Хэвона уже не было в кровати, и она подумала, что он уже, наверное, опять сидит с ноутбуком в гостиной и отвечает на бесконечные письма, проверяет отчёты или что там ещё делают богатые детки из чеболя на своих навороченных компах.

Ещё немного повалявшись в кровати и подумав о том, как всё это было неправдоподобно хорошо, она пошла в ванную.

И вот там, пока чистила зубы, она заметила, что бритвенный станок и чёрная баночка с кремом для бритья, которые стояли здесь ещё вечером, исчезли. Она точно помнила, что они были, когда она ходила умыться перед сном. Она ещё открыла крышку и понюхала крем. На баночке было написано что-то про лайм, но к нему примешивался чуть более сладкий запах апельсина и слабый, но терпкий запах чего-то смолистого, хвойного, благородного. На коже Хэвона этот аромат менялся на более мягкий и глубокий, едва ощутимый… Она думала, что до конца жизни будет помнить этот запах, и Хэвона, и эти две ночи с ним… Это было лучшее, что случалось с ней в жизни. Так странно и внезапно, может быть, совершенно неправильно, но она точно никогда об этом не пожалеет.

Ей было так хорошо с ним, что вчера вечером, когда он обнимал её перед сном, она чуть не сказала что-то ужасно глупое и слащавое, вроде того, что хотела бы, чтобы это никогда не кончалось, но вовремя прикусила язык. Она выставила бы себя в глупом свете, и всё. О таких парнях она может только мечтать… Они не достаются секретарям, ютящимся в крохотных квартирках в Силлиме. Но раз судьба их свела, почему бы было не провести с ним хотя бы эти два дня?

В первый момент, когда Хэвон подошёл к ней в кофейне, его предложение возмутило. А потом… Конечно, она думала о том, что благодаря Хэвону сможет провести ночь или даже две в гораздо более комфортных условиях по сравнению с переполненным людьми Логаном. Но дело было вовсе не в комфорте, а в том, что Хэвон понравился ей с первого взгляда… Хорошо, может быть, со второго. Но она уже там, в аэропорту, смотрела на него и чувствовала нечто странное: её сковало каким-то странным предвкушением, опасным и всё равно сладким. А Хэвон смотрел на неё уверенно, открыто и как будто чуть виновато — из-за того, какое предложение делал, — и эта трещинка в его самоуверенности почему-то особенно её растрогала.

Она согласилась и ни разу не пожалела. Как не пожалела о том, что Хэвон стал её первым мужчиной.

Раньше она почему-то думала, что первым станет кто-то намного старше и опытнее её, думала, что этот мужчина будет ухаживать и добиваться секса с ней, но всё вышло иначе: Хэвону не нужно было добиваться, она отдалась ему с готовностью и лёгкостью, саму её удивившими. Она почти не знала его, но чувствовала, что он тот кто ей нужен, и что лучшего она не найдёт. Дело было не только во внешности, красивом сексуальном теле, в притягательном сочетании почти циничной взрослости и чего-то детского во взгляде и улыбке… Он нравился ей сам по себе. Он подошёл к совершенно незнакомой девушке в аэропорту и предложил ей помощь. Это уже о многом говорило.

Она даже не знала,