Отбыв военную повинность, он в марте 1900 г. отправился в Петербург, где его ждала Елизавета. Полиция следила за каждым шагом Раковского, известным ей в качестве политического смутьяна. В архивном фонде Особого отдела Департамента полиции сохранилось досье «О румынском враче Крыстю Георгиеве Раковском».[49] В одном из донесений, которые там накапливались, говорилось, что в Санкт-Петербург прибыл молодой румынский врач Раковский к своей жене Елизавете Ивановне (непростительная ошибка для Особого отдела – напомним, что отца Лизы звали Павлом и он был достаточно известной личностью!), проживающей по адресу: Ореховский переулок, дом № 4, квартира 3. Здесь же в Петербурге проживала в это время, как сообщалось в донесении, и сестра Раковского Анна, которая училась на женских Бестужевских курсах.

Полковник Особого отдела Будзилович сообщал: «По сведениям здешней и заграничной агентуры, названный Раковский представляется крайне смелым и убежденным революционером и дальнейшее его пребывание здесь только укрепит его революционные связи и даст возможность активно проявить свое вредное направление».

Предостережения полиции оказались не напрасными. В Петербурге Раковский принял активное участие в полемике народников и марксистов, публиковался в печатных органах «легальных марксистов» «Наше слово» и «Начало». Продолжая интенсивную литературную деятельность, он выпустил на болгарском языке книгу «Политическое значение дела Дрейфуса» (она разоблачала антисемитский характер суда над французским офицером-евреем А. Дрейфусом, обвиненным в шпионаже в пользу Германии), а также небольшую полемическую брошюру против спиритизма «Наука и чудо». Переработав свою докторскую диссертацию, он издал ее в популярной форме под названием «Несчастненькие» под псевдонимом «женщины-врача» Е. Станчевой.[50]

Как раз в то время, когда Раковский оказался в российской столице, там развернулась страстная полемика между «легальными марксистами» и сторонниками революционной интерпретации учения Маркса. Особо ожесточенный, буквально злобный характер носил спор между Г. В. Плехановым и П. Б. Струве. По поручению Плеханова в Питер приехала В. И. Засулич, отстаивавшая взгляды эмигрантов-революционеров. Помимо теоретических разногласий возникли неурядицы чисто практического свойства. Струве выражал негодование недостаточной конспиративностью Засулич, которая, по его мнению, могла провалить организацию. Появление Раковского подлило масла в огонь, тем более что заранее было известно, на чьей стороне он окажется в споре. «Раковский внесет беспорядок в нашу организацию», – опасался Струве.[51] Видимо, именно по его предостережению питерские марксисты отказывались собираться в квартире, где проживали Раковские.

Пребывание Христиана в России и на этот раз оказалось недолгим. 26 марта 1900 г. он получил уведомление петербургского градоначальника о высылке из страны, 30 марта был на приеме в Департаменте полиции, где ходатайствовал об отмене высылки. С аналогичным прошением к министру внутренних дел обратилась его супруга. «Родившись и воспитавшись в России, – писала она, – я считала бы для себя горем необходимость покинуть мою родину, и поэтому запрещение моему мужу жительства в Петербурге совершенно расстроило бы нашу семью».[52]

Однако ходатайство Раковских об отмене высылки принято во внимание не было. Полиция сообщила Христиану, что он должен покинуть страну через Ревель. Раковский выехал в этот город и ожидал там германский пароход, на котором должен был отправиться в Любек. Даром, однако, он времени не терял. В ожидании корабля он завершил новую книгу, на этот раз о политическом положении во Франции, которую начал писать еще в Питере по заказу издательского товарищества «Знание». Это было либеральное печатное объединение, основанное в 1898 г. группой литераторов (К. П. Пятницкий и др.) при содействии столичного Комитета грамотности (просуществовало это издательство до 1913 г. и выпустило массу ценных книг).

В работе прослеживалась политическая история страны со времени свержения Наполеона III в 1870 г. до конца века, причем затрагивались в основном драматические моменты, начиная с колониальной экспедиции в Индокитай («тонкинской экспедиции») и завершая антисемитской кампанией, связанной с «делом Дрейфуса».

Работа была опубликована в том же 1900 г. под псевдонимом Инсаров, взятым в честь тургеневского героя.[53] Появление этой новой книги свидетельствовало, что Христиан уже свободно владел пером, писал легко, увлекательно, образно. И хотя его работы не сосредоточивались на строго отобранной тематике, не отличались глубиной проникновения в ту проблематику, которой он занимался в каждый данный момент, он стремился использовать максимум источников на разных языках, не допускал произвольных оценок, выступал в качестве аналитика, а не легковесного журналиста.

Он все более склонялся к тому, чтобы посвятить свою жизнь не медицине, а общественно-просветительской деятельности. Считая, что наилучшие знания для этого он может получить в области юриспруденции, Христиан, приехав на этот раз во Францию, сразу же поступил на юридический факультет Сорбонны.

Однако мысль о возвращении в Россию его не покидала. В октябре 1900 г. из Парижа он пишет новое прошение на имя директора Департамента полиции о разрешении въезда в империю. Одновременно он попытался использовать более надежный путь. Через посредников чиновники Департамента полиции получили довольно крупную взятку. Сумма ее осталась неведомой, но, видимо, была такова, что оказалась веским аргументом. В январе 1901 г. означенный департамент милостиво разрешил Христиану Раковскому жительство в России с предупреждением, чтобы он не занимался политической деятельностью.[54]

Возвратившись в Петербург, Раковский, по его словам, «застал там пустыню» после студенческих волнений 1901 г., в результате которых многие бунтующие студенты были сданы в солдаты, а ряд прогрессивных литераторов, как революционеров, так и «легальных марксистов», оказались в тюрьме или в ссылке.

Именно в это время на Раковского обратил внимание Ульянов-Ленин. Лично они не были знакомы, но Владимир Ильич увидел в Христиане Георгиевиче, как его все чаще стали именовать на русский манер, лицо полезное не только публицистическими и полемическими способностями, но и материальным достатком, которым он был готов охотно делиться с подпольными организациями. Эта сторона участия Раковского в социал-демократической деятельности стала особенно ощутимой с 1903 г., когда скончался его отец и он смог полностью распоряжаться сельскохозяйственным имением в Мангалии, став своего рода «революционным помещиком».