о роскоши, в которой жил изнеженный фараон. И даже если бы Хафра был милостивым правителем, славящимся своим состраданием и умом (что, похоже, было совсем не так), его бы изображали несгибаемым тираном.

Резная панель из гробницы царевича Рахотепа. IV династия. Около 2613–2494 до н. э. Известняк

Статуя фараона, создававшаяся умелыми мастерами, которые отделывали ее с большим тщанием, выполняла еще и практическую роль — вместилища жизненной силы Хафры, его ка, покинувшей тело после смерти. Для этого статую в храме следовало оживить с помощью ритуала «отверзения уст», когда различные магические инструменты — амулеты, ритуальные ножи и части животных — прикладывались к глазам, ушам, носу и рту, символически открывая их, чтобы могла войти ка. В этом тяжелом камне, устремленном в вечность любой ценой, выраженной не только в деньгах, но и в жизнях, утверждалось беспредельное могущество — причем не только в момент торжественного открытия статуи и пирамиды после смерти фараона, но и само строительство храма и гробниц олицетворяло постоянное размышление о власти и могуществе царя, учитывая, что над возведением всех великих заупокойных комплексов царских династий инженеры, рабочие и скульпторы трудились все годы фараонова правления.

Однако египетские мастера изображали и иные стороны жизни. Рахотеп, брат Хеопса (и, стало быть, дядя Хафры), служил верховным жрецом в Гелиополисе, в храме бога солнца Ра. Его гробница в Медуме была богато украшена резьбой и росписями, изображающими сцены охоты, рыбалки, пахоты и строительства корабля согласно египетским канонам[35], — все эти занятия должны были обеспечить ему богатство и могущество в загробной жизни. На панели из известняка, украшающей ложную дверь, — наглухо заделанный проем, через который душа покойного должна была войти в загробную жизнь, — Рахотеп изображен в профиль, сидящим у стола с подношениями, на котором лежат половинки хлебов. Наверху иероглифами даны обозначения различных полезных предметов, которые ему следует взять с собой в путешествие в загробный мир: благовония, подводку для глаз, вино и инжир. Изначально панель была расписана, и утраченные краски изображали Рахотепа в леопардовой шкуре, спускающейся до самых щиколоток. Всё это говорит не только о загробном пути, но и о стремлении продлить наслаждение земными благами. Когда у вас в распоряжении царские богатства, что может быть досаднее, чем тягостная смерть, внезапно оборвавшая жизнь? И что может быть лучше, чем перспектива бесконечной жизни без каких-либо невзгод?

Статуя царевича Рахотепа и его жены Нофрет. IV династия. Около 2613–2494 до н. э. Раскрашенный известняк

Строгий изобразительный канон исключал «лишнюю» информацию, и мы не можем узнать, кем был Рахотеп помимо того, что приходился сыном фараону Снофру и, стало быть, братом Хеопсу. Однако кое-что узнать всё же можно. Две оштукатуренные и раскрашенные каменные скульптуры комплекса представляют Рахотепа и его жену Нофрет сидящими рядом (во всяком случае, сейчас они сидят вместе, хотя, возможно, статуя Нофрет изначально была в ее могиле, неподалеку). Рахотеп одет в скромную белую набедренную повязку, его кожа темнее, чем кожа супруги, что тоже соответствовало не столько действительности, сколько канону. Его глаза подведены сурьмой, а на шее висит амулет. У Нофрет на голове пышный парик, из-под которого виднеются ее собственные волосы. Под полосатым воротником с серебряными подвесками видны бретели ее облегающего белого платья. Эти незначительные детали позволяют нам заглянуть в их жизнь, невзирая на условность и символичность этих скульптурных портретов. У Нофрет как будто более решительное и умное выражение лица, чем у ее мужа. Возможно, в семейной жизни она играла лидирующую роль и управляла домом, тогда как Рахотеп был сосредоточен на своих жреческих обязанностях, поклоняясь солнцу в Гелиополисе.

У Хеопса был еще сводный брат, Анххаф, надзиравший над строительством его пирамиды и погребальных храмов. Едва ли строительство таких масштабных и сложных сооружений было легким делом, несмотря на то что в Египте сложилась невероятно эффективная система рабочей силы, делившая рабочих на бригады примерно по две тысячи человек, а те подразделялись на более мелкие группы, которые часто соревновались между собой, придавая делу строительства пирамиды дух спортивного состязания. Однако условия труда были весьма тяжелыми, и соперничество нередко оборачивалось бедами и несчастьями, что только добавляло визирю забот. Впоследствии Анххаф стал еще и советником Хафры, известного своим деспотизмом. Сохранившийся бюст Анххафа, сделанный из известняка и покрытый гипсом, являет образ не божественного величия, но практической силы, которая видна в его тяжелом взгляде, мешках под глазами и суровой складке губ. Такого жизнеподобия скульптору удалось достичь благодаря податливому материалу: гипс очень пластичный материал, а известняк мягче, чем диорит. Вполне возможно, что этот образ был создан мастером самого высокого уровня[36]. Впрочем, вряд ли портрет действительно передавал реальные узнаваемые черты Анххафа: древние египтяне, по-видимому, не считали реалистичность доблестью. И всё же перед нами как будто живой человек со своими жизненными проблемами. Кажется, он размышляет вовсе не о том, как будет пировать в загробном мире, а об известковых карьерах Туры, расположенных чуть ниже Гизы по течению Нила, о предстоящей погрузке облицовочного камня для пирамиды… Это образ живого человека, а не бесстрастной власти фараона[37].

Бюст царевича Анххафа. IV династия. Около 2520–2494 до н. э. Раскрашенный известняк. Высота 50,5 см

Бюст был установлен в гробнице Анххафа в Гизе. Заказывая работу, Анххаф, возможно, хотел создать нечто отличное от стиля фараонов. Может быть, он только что узнал о грандиозном проекте Хафры и подумал, что тот перешел границы разумного: племянник приказал вырезать в скале на плато Гизы, неподалеку от своей погребальной пирамиды, монументальную фигуру льва. Лицу этого гигантского существа были приданы черты самого Хафры, и сегодня он известен как Большой сфинкс — загадочный и безмолвный свидетель воли тирана.

Древнее царство казалось вечным, однако в конце VI династии, примерно в 2180 году до нашей эры, оно как будто исчезло в вихре песчаной бури. Причиной тому, несомненно, стали засухи — самый страшный кошмар любого фараона. Судьба династии зависела от ежегодного разлива Нила, орошавшего земли по обоим берегам и обеспечивающего хороший урожай. Нет дождя — нет пищи, и виноват во всём фараон.

Если правителей Древнего царства почитали как богов, то фараоны так называемого Среднего царства держались у власти благодаря военной силе, ведь это были времена политической нестабильности, а затем и гражданской войны. В то же время это был период великой литературы, и по этой причине эпоха представляется нам, потомкам, более живой, чем любой другой век династий. Возникли сюжеты, располагающие к более глубокому осмыслению человеческой судьбы, чем