Давай, пойдём в класс, и, надеюсь, к концу дня они забудут о том, что мучили тебя.

Кивнув, я следую за ней. Мои глаза щиплет от слёз, но я не буду их проливать.

Я отказываюсь доставлять этим парням такое удовольствие.

К тому времени, как подали обед, Миранда провела некоторую разведку, скользнув на стул напротив меня и взяв меню со своей тарелки. И да, я это сказала: меню. «Столовая» устроена как ресторан с официантами и помощниками официанток, столами, уставленными тарелками и матерчатыми салфетками, маленькими меню, напечатанными на картоне, которые заставляют меня вспомнить два дня рождения назад, когда папа разорился и повёл меня в модный ресторан на ужин.

Мой разум лихорадочно работает, и я чувствую холод во всём теле, как будто я настолько не в своей тарелке, что, возможно, никогда сюда не подойду.

— Это плохо, Марни, — говорит она, вздыхая, а затем делает паузу, чтобы сделать заказ нашему официанту. Что касается меня, то у меня уже есть тарелка курицы сувлаки с запечённым картофелем с лимоном и фетой. Честно говоря, я не знаю и половину из этих вещей. Дома у нас есть слоуппи джо, бургеры и хот-доги. Это был типичный ужин с папой в вагончике. — Это действительно, очень, очень плохо.

— Что плохого? — спрашиваю я, удивляясь, как мой день может стать ещё хуже. Этим утром я пришла в Бёрберри с большими надеждами, готовая покорить весь мир. А прямо сейчас я чувствую себя так, словно переживаю социальный апокалипсис.

— Идолы, они объявили тебе войну. — Мой рот открывается, но я не совсем уверена, что на это сказать. Как вы реагируете, когда кто-то говорит вам, что самые богатые и популярные ребята в вашей школе хотят, чтобы вы были социально уничтожены?

— Все они? — спрашиваю я, бросая взгляд на большой стол в углу, где Тристан, Крид и Зейд сидят рядом с Харпер, Бекки и девушкой, которую, как я могу только предположить, зовут Джина Уитли. Они не смотрят на меня. Вместо этого они смеются и едят, вытягивая всю энергию из комнаты. Я должна признать, что у них есть харизма, у всех шестерых. С другой стороны, Гитлер тоже обладал харизмой, и посмотрите, чем это обернулось.

— Все, — подтверждает Миранда, поднося к губам стакан воды со льдом и окидывая взглядом круглый стол и всех его членов королевской семьи. — Они не хотят, чтобы ты была здесь.

— Почему? — спрашиваю я, но мне не нужно было беспокоиться. Миранда бросает на меня взгляд, но её лицо говорит само за себя: они не хотят, чтобы я была здесь, потому что я выросла в районе трейлеров и домов на колёсах, потому что большую часть своей жизни я прожила в старом железнодорожном вагоне, потому что у меня нет собственного капитала или семейного наследия. — И что мне, по-твоему, с этим делать? Я подумывала о том, чтобы сообщить о Тристане и Зейде администрации. Есть политика по борьбе с издевательствами, о которой я читала в руководстве для студентов…

Взгляд Миранды останавливает меня как вкопанную.

— Что? — спрашиваю я, беря вилку и ковыряясь в своём изысканном блюде с курицей в греческом стиле. У него… странный вкус. Может быть, мои вкусовые рецепторы просто не такие изысканные, как у всех остальных здесь? Интересно, могу ли я попросить кухню приготовить мне сэндвич с арахисовым маслом и желе? — Я что, должна просто спустить им это дерьмо с рук? — мой взгляд снова возвращается к столу, и я ловлю на себе пристальный взгляд Крида. Его голубые глаза сужаются, и он протягивает руку, чтобы откинуть со лба прядь светлых волос. Если и есть возможность высокомерно откинуть волосы с лица, то ему это удаётся. Зейд и Тристан замечают, что он смотрит в мою сторону, и вскоре все три Идола пялятся на меня.

Фантастика.

В моей старой школе я воочию видела последствия издевательств; я прочувствовала их на себе. Я чувствовала их так, как никогда не смогу забыть, никогда не сотру. Моё сердце начинает бешено колотиться в груди, а ладони становятся такими потными, что мне приходится отложить вилку.

Я оглядываюсь на Миранду.

— Если ты сообщишь о них, то всё, — говорит она, резко выдыхая. Её взгляд снова скользит к столику Идолов, наблюдая, как Эндрю подходит и заводит разговор с Тристаном. — Они прикончат тебя.

Мой рот сжимается в тонкую линию, но я не сомневаюсь, что то, что Миранда говорит мне, правда. У этих детей денег больше, чем ВВП маленькой страны. Чёрт, больше, чем несколько маленьких стран вместе взятых. Если я думаю, что это не оказывает никакого влияния на администрацию и персонал, значит, я усвоила не так много тяжёлых жизненных уроков, как мне кажется.

Закрыв глаза, я некоторое время сижу неподвижно, размышляя. Из этого должен быть выход; выход всегда есть, если вы знаете, как быть терпеливым и наблюдать. На данный момент я ничего не понимаю, но дайте мне время, и я с этим разберусь.

Есть причина, по которой меня выбрали для получения этой стипендии, и это была не моя способность сдаться и принять всё как есть.

Нет, я боец, всегда им была.

Я просто думаю, что мне придётся бороться усерднее, чем когда-либо прежде.

Глава 4

По мере того, как проходит моя первая неделя в Академии Бёрберри, кажется, что Идолы забыли обо мне.

Я нутром чувствую, что это неправда.

Хулиганы не сдаются, пока обстоятельства не вынудят их к этому. Такова природа зверя, а люди — худшие животные из всех. Достаточно умны, чтобы манипулировать, достаточно глупы, чтобы не волноваться. В моём сознании мелькают образы, о которых лучше забыть: шелковистые красные ленты, запах мокрых пенни, надвигающаяся мирная тьма.

Проводя языком по нижней губе, я дважды проверяю своё расписание. В первую и третью пятницу месяца у меня расписание понедельника; во вторую и четвертую пятницу у меня расписание вторника. Последняя пятница — если таковая вообще есть — является выходным днём.

Занятие 3: Государственное управление, история и гражданское право, комната CH3

Сочетание CH в CH3 расшифровывается как Chapel (часовня), что означает классные комнаты, расположенные в здании, пристроенном к старой часовне. Миранда исчезла во второй половине дня после обеда, но, думаю, теперь я знаю, как туда добраться. Следуя по лабиринту коридоров, я проскальзываю незамеченной среди других студентов — Плебеев, как их предположительно называют, — наслаждаясь своей анонимностью. Только Идолы и их