— Да.

— Хорошо. — Декарх посмотрел на вора. — Где?

— Что?

— Не зли меня. Серьга.

— Не было серьги, — сварливо ответил вор. — Совсем пустой морячок валялся. Видать, в таверне до нитки обобрали. Лучше бы там порядок навели, чем мне руки безвинно крутить…

Декарх приказал обыскать вора, но серьги на нем не нашлось.

— Сбросил, — констатировал декарх. — Ну да и так все с тобой понятно.

— А вон серьга! — Юлхуш отодвинул нескольких человек, пройдя в центр круга, поднял из пыли между булыжников сверкающую каплю и аккуратно бросил её декарху.

Декарх ловко поймал серьгу и покрутил её в руке. Блестящий дельфинчик, с крепежом…

— Дешевка, — резюмировал он. — Бронзяшка, даже не драгоценная. И подбирать-то никто не стал. Дурак… — Он презрительно взглянул на потухшего вора, потерял к нему интерес и повернулся к обступившим людям.

— Граждане и гости, — провозгласил он зычным голосом, — спасибо за помощь. Представление окончено. Не толпитесь, пока у вас у самих под шумок кошели не посрезали.

— А с этим что? — стоявший подле бесчувственного морячка стражник снова ткнул лежащего концом копья.

— А чего? — вопросом же ответил декарх. — Брать у него нечего. Не холодно, не замерзнет. На-ка! — Он бросил солдату сережку. — Положи ему в кошелек и затяни. Найдет, когда проспится. Если другой дурак по этой улице не пойдет.

— Пошли, — скомандовал декарх своим, и они, прихватив печального вора, двинулись вверх по улице. — Хороший глаз, — похвалил декарх на прощанье, обернувшись к Юлхушу. — Молодец парень.

Народ начал медленно рассасываться. Трофим, глядя вслед уходящему патрулю, подумал, что вор был на лицо симпатичным парнем. Сейчас он имел до того несчастный жалкий вид, что, наверное, в других кварталах вызвал бы сочувствие и сердобольные женские вздохи. Но здесь народ был тертый, моряки представляли себя на месте пьяного коллеги. А местные в лучшем случае расценивали случившееся как профессиональный урок. Так что вслед уводимому парню смотрели в лучшем случае безразлично, а в худшем — зло.

* * *

Трофим вошел первым и огляделся с порога. В «Святом Эльме» оказалось бодро. Занято было не больше половины столиков, но зато за ними так азартно кучковались, выпивали и гомонили, что посетителей казалось куда больше, чем было на самом деле. Терпкий винный дух и запах разгоряченных тел не сдавались распахнутым настежь двери и окнам. Между столиками лавировали две девицы с подносами. Заведением управляла хозяйка — плотного вида бабища неопределенного возраста с лицом меланхоличного кербера. Свой широкий круп она расположила на мощном табурете, разместившись рядом с небольшой стоечкой прямо у входа. Рядом была прислонена клюка. Трофим поглядел на вмятины, сплошь покрывавшие клюку, и подумал, что нередко клюке доводилось преграждать путь той части клиентуры, которая пыталась выбраться из питейни, не заплатив по счетам. Вряд ли на их лбах оставались вмятины меньше…

Друзья вошли, на них никто не обратил внимания. Пара взглядов не в счет.

Трофим подступил к тетке с клюкой.

— Свободный стол есть, хозяйка?

— Сам видишь, — проскрежетала бабища, неторопливо обведя зал рукой.

— Тот, у окна.

— Садись, — разрешила хозяйка.

— К нам подойдут?

— Мне все скажи, девчонки принесут. Да заодно объяви деньги. Плата вперед. Я моряцкое семя в долг не кормлю.

— Мы солдаты, не моряки, — вставил Тит.

— Все одно — голытьба.

— Есть деньги, хозяйка, не беспокойся, — сказал Трофим и придавил ладонью кошель контубернии на бедре. Скрипнули друг о друга монеты.

— Я даже в первую брачную ночь не беспокоилась, солдачонок, — мягко ухмыльнулась баба. — Первая брачная, ведь не значит первая. Да и была она, как ты видишь, давно. Чего хотите?

— Шесть порций гороховой похлебки, с сельдереем…

— Нет сельдерея.

— А петрушка?

— Ага, с петрушкой.

— Круг хлеба. Соус с яйцом, луком и перцем. Сыра, три литры. Что еще? — Трофим повернулся к друзьям.

— Мед, — подсказал Улеб.

— Меда, котилу.

— Старого урожая.

— Пойдет. Хойник белого вина. И вода, и емкость, чтоб разбавить.

Баба захохотала.

— Что-то не так? — спросил Трофим.

— Все так. — Прыснула напоследок баба. — Давно меня никто не просил разбавить вино. Выгодный клиент. Может, сразу разбавленным и принести?

— Не настолько выгодный. — Подмигнул ей Трофим.

— Всё?

— Всё. Сколько?

Баба на секунду отправила глаза куда-то под надбровные дуги и выдала подсчет. Трофим полез в кошелек, где бряцали самое большее деканумионы и пентумионы — монеты длинных названий, но увы, невысокого достоинства. Медяки они и есть медяки… Расплатился.

— Заказ-то помнишь?

— Это я твоего лица не вспомню, как ты отсюда выйдешь. А заказ у меня крепко сидит, — ответила и, обернувшись к двери в дальнем конце, закричала: — Кирикия!

Из двери секундой позже вынырнула, видимо та самая Кирикия, кудрявая девица с мортарией[15]в руках, и баба емко и коротко воспроизвела ей весь заказ.

— Ждите, — сказала хозяйка Трофиму. Он кивнул, и все пошли к столу.

Когда расселись за столом по грубым скамейкам и огляделись, атмосфера заведения проступила полнее. Трофим увидел, что далеко не все громко гомонят и ухают кружками, за крайним в углу столом, наоборот, сидели за келейным разговором, собрав лица друг к другу и отгородившись от окружающего стеной спин. За соседним столом моряк с бородой, заплетенной в небольшую косицу, со знанием дела вырезал ножом на стенной балке изображение военного корабля с короткой мачтой, длинными веслами, и носом, увенчанным тремя таранами. Балки и столешницы в Эльме вообще были испещрены рисунками и посланиями разной степени мастерства. Имена любимых, проклятия недождавшимся, характеристики капитанам и их помощникам… Ближняя к столу друзей балка даже представляла собой своеобразную почту, где два адресата писали друг другу в течение нескольких лет короткие послания. Два друга обменивались весточками? Или два незнакомца свели беседу? Последняя надпись сообщала: «Чудотворец» — корыто, обшивка — гниль, капитан — пьянь. Ну и просто невнятные надписи в попытках оставить о себе память. «Мы здесь пы…» А чего пы — не дописано. Забавно…

* * *