— Что-то в стакан попало? — забеспокоилась Александра Ивановна.

— Вот и я смотрю: что мне попало? — усмехнулся Меркулов.

— Ладно, Костик, пей, сколько наливают. Разглядывать потом будешь. А если вам мало, так пойдите и сами купите, результаты первой экспертизы только завтра будут. Так что расслабляйтесь, но в меру, — погрозила Шура пальцем в сторону Меркулова.

— Костя, — спросил я, — что ты все ищешь? У тебя же, кажется, ни одного дела на шее не висит, ты все благополучно провалил, — пошутил я, но тут же осекся, поняв, что под легким действием коньяка моя шутка не слишком-то удалась. Но Меркулов совсем не обиделся:

— Что ты несешь, Турецкий? Уже наклюкался, что ли?

— Нет еще. Извини, я из любопытства… Что в Комиссии по ГКЧП происходит, есть какие-нибудь тайные сенсации? Поделился бы, товарищ государственный советник юстиции третьего класса.

— Все по-прежнему. Чем дальше в лес, тем больше сопротивление всех и вся. Помяни мое слово, и саму комиссию и дела гэкачепистов прикроют. Но я вам ничего не говорил, — приложил палец к губам заместитель генерального прокурора Российской Федерации Константин Дмитриевич Меркулов.

— Все, ребята, по домам. Вы мне уже надоели, — сказала Шура, собирая пустые стаканчики. — Все свободны, мне поработать надо, а Славику продолжать дежурство… в нетрезвом виде.

И Александра Ивановна довольно бесцеремонно вытолкала нас за двери своего кабинета. В последнюю очередь она разбудила Левина, легонько похлопав его по щеке.

И мы втроем решили немного продолжить. Но Костя Меркулов в машине вдруг наотрез отказался выпить еще пару бутылочек. Я повел свою «Ладу» на проспект Мира, где мы высадили Костю. Оставшись вдвоем с Левиным, я пожалел, что у Славика дежурство. Иначе бы мы крепко погуляли. А сейчас компании не было никакой, не пить же мне с Левиным, который, казалось, был бы и не прочь отметить свое первое дежурство.

Я решил, что лучше ехать домой отсыпаться. Отвез Левина на Черняховского, а сам, подрулив к дому, быстро принял теплый душ, который приятно размягчил все тело и настойчиво звал ко сну.

И, нырнув под одеяло, я мгновенно провалился в сон.

Проснулся ночью, вылез из-под одеяла и пошел на кухню. Поставил на плиту чайник и выглянул в окно. Моя машина была целехонька. Вернувшись в комнату, взял одеяло, накинул его на плечи, так как меня слегка знобило, и пошел на кухню, решив выпить чаю с лимоном.

«Годы, годы, годы… — думал я с печалью. — Вот оно как получается. Выпил совсем немного, а просыпаюсь среди ночи и чувствую озноб. Видимо, это старость, неужели старость? Нет, что за глупый ночной вздор? Я проснулся совсем не от похмелья, которого и в помине не было, проснулся… отчего же я проснулся? От озноба? Нет! Проснулся оттого, что мне что-то снилось, очень важное, очень для меня теплое и нежное… Да! Мне снилась Рита, Рита Счастливая! Такая же, какой была девять лет назад — красивая и молодая…»

Господи, сколько раз за прошедшие девять лет я просыпался, как сейчас. Но раньше я просыпался от того, что во сне мне удавалось спасти Риту в последний момент.

И вот сегодня…

Я мучительно стал вспоминать подробности сегодняшнего сна. Сегодня я первым заметил автоматчика, который сидел в кустах и держал нас на прицеле. Да-да, сегодня во сне я опять успел выхватить пистолет и всадить в убийцу Риты всю обойму! Рита закричала: «Са-аша!» И я увидел, что за ее спиной стоял Артур Красниковский. О, он все-таки набросил удавку на шею Риты и…

Я почувствовал, что в глазах у меня стоят слезы, посильнее закутался в одеяло и ругнул себя за излишнюю сентиментальность. Но это все потому, что я еще не окончательно отошел ото сна.

Ах да! Ну наконец-то проснулся. И вспомнил, что Рита всегда мне снилась в годовщину ее гибели. Очевидно, так мертвые напоминают о себе. Все-таки для них, наверное, важно, чтобы их помнили.

Течение моих мыслей прервала пулеметная очередь кухонного водопроводного крана, и я вздрогнул, вспомнив о полковнике Васине. Его записки я захватил с собой, и теперь рукопись, не дочитанная мной, валялась на тумбочке в прихожей. Я сходил за ней, принес на кухню, собираясь продолжить чтение, попивая чай с лимоном.

Возможно, эта рукопись может сыграть свою роль в деле ГКЧП, которым занимается Константин Меркулов. Не связана ли эта торговая авантюра в Германии с финансированием наших гэкачепистов? В этой жизни все может быть, самое неожиданное и невероятное…

Отхлебнув обжигающего чаю, я вновь раскрыл «Записки полковника Васина».

…Мы с Коганом тряслись в грузовике почти сутки. Ночи в Афганистане очень холодные — если бы не было теплых спальных мешков, мы бы глаз не могли сомкнуть. Но я, забравшись в два спальника, положил возле борта матрас, а тремя матрасами укрылся сверху, так что уснул, как сурок. И не сразу услышал, что идет беспорядочная стрельба.

Грузовик стоял. Я выглянул наружу. Трассирующие пули летели наперерез БМП, который тоже стоял. Трассеры красивой светящейся красной строчкой шили черный бархат чужого южного неба. Так же неожиданно, как и начались, выстрелы прекратились. Послышалась гортанная речь. Наш сопровождающий из БМП долго что-то кричал, сложив ладони рупором, в направлении сопки. Через какое-то время из темноты появились трое моджахедов с автоматами наперевес и направились к грузовику, к нам с Коганом. Постучали прикладом «Калашникова» в борт, хотя в этом не было необходимости, так как мы уже приготовились спрыгнуть.

Один из моджахедов протянул мне ладонь, я недоуменно посмотрел на Когана. А тот, заулыбавшись, вытащил из потайного кармана цветастой гавайской рубашки две монеты: наш железный рубль и американский двадцатипятицентовик. Коган протянул монеты афганцу. Тот покрутил их перед карманным фонарем, согласно кивнул. Я понял, что это был пароль.

Мы выбрались из кузова и под дулами автоматов долго петляли по едва различимой тропинке, которую освещал фонариком идущий впереди. Скоро вышли к небольшому, сложенному из камней посту, или «караги» по-ихнему.

Наши новые сопровождающие недоброжелательно смотрели на нас. Наконец принесли советскую военную рацию. Начали запрашивать про нас.

До утра мы просидели на корточках на холодном каменном полу в ожидании, когда за нами прибудет транспорт. С первыми лучами солнца к посту подъехал старый, полуразбитый автобус «мерседес» без стекол и дверей. Нам приказали садиться, но когда майор Коган хотел запрыгнуть в автобус, его вдруг остановили и стали, агрессивно и настойчиво жестикулируя, показывать, что он никуда не поедет, поеду только я. Требуется только один человек, тот, которого ждет Салим аль-Руниш. Этим человеком был я. Через два дня меня должны сюда вернуть тем же путем, этим же автобусом…

Граница с Пакистаном как таковая отсутствует, во всяком случае, на несколько десятков километров навряд ли есть хотя бы один пост по охране границы. Однако меры предосторожности все же были необходимы. И в маленькой мутной речушке, которая была мне по колено, автобус остановился. На холме показался американский «джип». Ну в нем-то я наконец увижу своего бывшего однокашника, Юрку Королева, примерно так мне подумалось. Но не тут-то было. В «джипе» сидели четверо восточных товарищей, которые сразу же принялись за меня, словно я кукла бессловесная. Мне быстро завязали глаза длинной черной чалмой, которая страшно воняла потом, и засунули меня в «джип» между сиденьями.