«К чему такие излишества?» — со злостью думал я, отбивая бока в прыгающем на ухабах «джипе». Но скоро машина резко затормозила. Послышалась английская речь.

И когда меня вытащили из машины — совсем не те руки, что завязывали мне глаза, меня совсем не грубо взяли под локти, осторожно развязали чалму на глазах, — я увидел перед собой двоих европейцев в белых брюках и таких же рубашках с короткими рукавами.

По-английски вежливо попросили пересесть в белый «мерседес», стоявший неподалеку. Возле «мерседеса» дожидались двое европейского вида белобрысых «шкафов», у одного на руке была цветастая татуировка змеи, борющейся с тигром. На плечах у «шкафов» висели израильские короткоствольные автоматы.

Я смотрел в окно «мерседеса», зажатый с боков на заднем сиденье двумя белобрысыми телохранителями. Пейзаж за окном был чуть другой: то ли трава гуще, то ли пирамидальные тополя казались выше…

Однако странно, со мной пока ни словом не обмолвились, а ведь я довольно сносно могу изъясняться по-английски. Я пару раз спрашивал, далеко ли еще ехать. И почему нет Королева Юрки, ведь он меня должен был встречать на пакистанской границе. Интересно, насколько он постарел, я его и в девяносто лет узнаю — у меня неплохая память на лица.

Примерно с полчаса мы ехали молча. Я снова спросил по-английски про своего друга — имени не назвал, — где он, почему меня не встретил?

— Юрий Королев вас ждет. Скоро с ним увидитесь, — был ответ на почти чистом русском языке. С переднего сиденья обернулся один из белорубашечников с изумительной белизны зубами и выцветшими голубыми глазами. На вид ему было чуть за сорок.

Я, признаюсь честно, слегка струхнул. Что-то не то происходит! Уж не угодил ли я в лапы к резиденту КГБ или ЦРУ — неизвестно, что хуже.

— Куда вы меня везете?

— Увидите, дорогой товарищ… — Голубоглазый демонстративно раскрыл мое удостоверение военного врача и громко «прочитал»: — «Владимир Васин», — хотя в удостоверении было написано совсем другое имя! Удостоверение с моей фотографией у меня изъяли еще перед посадкой в «мерседес», при обыске.

«Кажется, ты приплыл, полковник Васин, — подумал я. — Тебя просто сдали, но кто?! Может быть, сам Вагин таким способом решил избавиться от меня? Хотя зачем ему это? Не может быть, чтобы вся эта „командировка“ была просто вагинским трюком с целью сдать меня военной разведке или КГБ!»

Больше вопросов я задавать не решался. Несколько часов мы ехали в полном молчании. Я сидел, стиснутый справа и слева мощными плечами, и лихорадочно соображал, что же теперь делать. Строил самые различные версии моего провала. Юрий Королев! Он наверняка, как бывший перебежчик и предатель родины, давно завербован американцами, это уж как пить дать. И он меня…

Однако не стоит торопиться с выводами. Я проработал несколько легенд, одна из них меня устроила: меня похитили и вывезли в Пакистан. Я же, естественно, представитель Красного Креста…

Дорога пошла уже асфальтированная, а кое-где бетонная. Белый «мерседес», увозивший меня все дальше от афганской границы, мчался на бешеной скорости. Мчал меня, по всей видимости, к Исламабаду, если судить по положению солнца.

Вдалеке, подернутый дымкой, показался довольно большой город с многочисленными башнями минаретов.

Был уже вечер. Вечернее время намаза. И все отчетливей слышались противные, гнусавые голоса муэдзинов.

Машина запетляла по узеньким улочкам предместья города и вскоре остановилась перед массивными высокими железными воротами, которые, казалось, сами собой раскрылись; «мерседес» въехал в маленький чистенький дворик перед домом, со всех сторон окруженный высокими каменными беленными стенами, по верху которых была протянута колючая проволока, которая обычно используется на базах бундесвера.

— Ну вот и приехали, — улыбнулся голубоглазый, что сидел на переднем сиденье машины. — Будьте как дома, Владимир Федорович, но не забывайте, что в гостях…

— Где я? — мрачно спросил я.

— Исламабад. Чудесный город, мне нравится. Надеюсь, и вам он понравится, товарищ полковник, — улыбнулся голубоглазый.

Пакистан. Исламабад

— Итак, повторяю. Как вы оказались в Пакистане?

— А какое ваше собачье дело?! — хрипло вспылил я, будучи уже на взводе.

Кажется, в сотый раз я рассказывал одно и то же. Сколько можно повторять! Я усмехнулся и потянулся за сигаретой:

— Знаете, вы смахиваете на наших гэбэшников.

Я сидел в маленькой комнатке, не слишком-то похожей на комнату следователя. Эта комнатка скорее походила на предбанник какой-нибудь роскошной сауны. Стены обиты полированными красными досками, возможно, от полировки комната чем-то напоминала еще и наши бывшие ленинские комнаты в военных частях Западной группы войск. Все такое же ухоженное, чистенькое: шторы на зарешеченном окне, книжный шкаф с арабскими газетами и множеством маленьких кофейных чашечек и бокалов. Вот только для ленинской комнаты не хватает на стенах портретов Ленина и Горбачева, не к ночи будь они помянуты. И вместо иконостаса членов Политбюро вдоль стены какое-то восточное полотенце с вышитой зеленым шелком арабской вязью.

Я устал, давно устал отвечать на вопросы. На столе уже который час крутился магнитофон. А передо мной за столом сидел человек, назвавшийся Норманом Плэттом, естественно, никакой не представитель американского посольства и, к моему счастью, не представитель Советского Союза, а какой-то довольно серьезный человек из ЦРУ. По-русски он говорил очень даже неплохо, почти без акцента, наверняка кто-то из его предков был русским, так я определил. Настолько хорошо выучить язык нельзя ни в институте, ни даже в спецшколе для ЦРУ. И к тому же его русский был слегка устаревшим, чувствовалось, что он никогда не жил в России.

Я бессмысленно уставился на массивную хрустальную пепельницу на столе. Взять бы эту пепельницу и проломить ему башку — ох, как хотелось! Но я понимал: делать этого не стоит… Я вздохнул:

— Не совсем понимаю, чего от меня хотят. Если я арестован…

— Мы хотим знать правду, — прервал меня голубоглазый Норман Плэтт. — И вы, естественно, арестованы, уважаемый господин полковник…

— Просто Владимир Федорович, без всяких господинов можете, — усмехнулся я и закинул ногу на ногу.

— Предлагаю начать сначала…

— О, черт побери! — невольно закатил я глаза и развалился в мягком кресле.

Норман Плэтт сочувственно улыбнулся мне и расширил свои большие, чуть навыкате, голубые глаза. Потом нацепил на нос очки в толстой роговой оправе.

— Все, что вы нам рассказывали до сих пор, не представляет какого-либо интереса, Владимир Федорович. Мы про вас знаем предостаточно…