В кармане вибрирует мобильный, звонит Антон. Он сообщает о том, что Маша уже в гостинице.

Отлично.

Вот сейчас она поднимается в номер, открывает двери своим ключом. Проходит в комнату и снимает обувь. Кажется, я вижу каждый ее шаг. Вся эта поездка превратилась в забавную игру. Я говорю — она подчиняется. Сама не подозревает, насколько важные вопросы решает. От этого еще забавней. Решать свои вопросы таким образом мне еще ни разу не приходилось.

Руки чешутся, тянутся к мобильному. Набираю ее номер, в трубке гудки, а потом и ее голос:

— Алло.

— Как прошло? — спрашиваю.

Спрашиваю просто так, чтобы что-то спросить. Я уверен, что она выполнила все так, как я ей сказал. Ожидал, что буду раздражаться от одной мысли о Кире. Но нет. Будто перегорело все. Мне совершенно плевать на нее. Наверное, смертельная болезнь сглаживает многое. На пересмотр событий своей жизни времени остается не много. Поэтому и перегорает все быстрее.

— Нормально, — отвечает она. И голос какой-то странный. Не такой, как днем был.

Что-то не так. Я это чувствую.

— Точно все хорошо? — я не хочу так быстро завершать разговор.

Хочу слышать ее эмоции. Пусть расскажет свою чушь о том, как ей все интересно. Да хоть о том, какой Москва красивый город, плевать. На любой ее треп согласен, если он искренний. У меня здесь вообще никаких эмоций нет, кроме раздражения от этого невыносимого постоянства. Палата, постель, химия.

— Да, точно, — говорит она немного раздраженно.

Так, стоп. Явно что-то не так.

— Не ври мне, — тон меняется на приказной и жесткий.

Она выдыхает устало в трубку.

— Зачем вы делаете это? — восклицает она. — Зачем от всего отказываетесь?

Так, ясно. Она заглянула в пакет.

— Любопытство погубит тебя, детка, — говорю назидательно. — Я разве просил заглядывать в папку?

И чего только так переполошилась? Ей ли не пофиг?

— Зачем вы такой? Это ведь семья. Ваш ребенок…, — ее голос меняется. Уверен, она плачет. Паршиво.

— Он не мой ребенок, — говорю, сам удивляясь тому, насколько спокойно прозвучал мой голос.

Странно, но эта правда больше не вызывает во мне эмоций. Перегорело.

— Не ваш? — спрашивает Маша, всхлипывая. — Как это не ваш?

Любопытная мышка, заботливая. Нашла, блин, кого жалеть и о ком заботиться. Сама еще малышка совсем.

— Я не могу иметь детей, — говорю ей, сам удивляясь тому, насколько легко смог поделиться с ней тем, о чем только Кире сказал однажды. И то с трудом. — Она изменила мне с моим братом, ребенок от него.

Правда вылетела сама, не всколыхнув горечи и сожаления. Будто не со мной все это было. Самому странно от этого. Думал, что не смогу им простить. Но прошло всего полгода, а мне уже все равно. Наверное, перспектива скорой смерти заставляет на многое посмотреть по-другому.

— Оу! — восклицает она забавно, вызывая у меня улыбку. — Но… как она могла?

Эх, малышка, знала бы ты, на какие подлости способны люди. Даже жаль, что тебе только предстоит все это узнать.

— Не бери в голову, — говорю ей, — все это уже в прошлом.

Маша молчит, чувствую, что сейчас она о чем-то напряженно думает. Забавно, наверное, выглядит. Я прямо вижу, как она морщит свой носик. И опять улыбаюсь. За последние два дня я улыбался больше, чем за последние полгода.

— Но, — шепчет Маша в трубку, — вам разве не жаль?

— Нет.

Я нисколько не лукавил. Тот день, когда я застал Киру с Артуром, разделил мою жизнь на до и после. Помню, как тогда быстро сложил в голове всю картину воедино. Пока мы ехали с ней в машине, я успел прокрутить в голове события последних лет. И пришел к выводу, что все у них началось еще тогда, два года назад. И Никита — мой племянник. И, когда я прямо спросил об этом Киру, она не стала скрывать.

Тогда казалось, что подо мной разверзлась пропасть. Казалось, что я падаю и не смогу выбраться. Будто никогда мне не отмыться от этого вранья и предательства.

(От автора: история Киры и Артура — в книге «Давай никому не скажем»).

— Глеб Александрович, — обращается ко мне Маша. Официально, как раньше всегда ко мне обращались. Наверное, нужно ей сказать, чтобы звала по имени, ей так будет проще. Но нет, как-нибудь потом. Когда она вернется. А сейчас еще немного побуду Александровичем. — Есть какой-то шанс, что вы будете снова здоровы?

Улыбка сползла с лица. Ее забота, которую она так тщательно пытается скрыть, трогает до глубины души. Какая тебе разница, девочка?

— Шанс всегда есть, — успокаиваю ее. Мне бы и самому хотелось в это верить. Но я предпочитаю оставаться реалистом.

— Я верю, что у вас все будет хорошо, — наивная она, молоденькая совсем. Верит еще в чудеса.

Хмыкаю в ответ.

— Ладно, — говорю, — отдыхай. Завтра нам еще нужно немного поработать, а потом вернешься в Германию. Не засиживайся допоздна.

— Хорошо, отвечает Маша. И я почему-то уверен, что она не ослушается. Сделает так, как сказал.

Отключаю звонок и бросаю телефон на кровать. Подхожу к шкафу с одеждой и достаю из кармана пиджака пачку сигарет. Осталась последняя. Достаю ее, иду на балкон, прикуриваю.

Дерьмовая привычка, сам понимаю. Но мне тут выбирать не приходится. Как последняя радость в жизни. С сигаретой во рту думается легче. Все вспоминается, как в тумане. Будто не со мной было. Говорят, что от прошлого не сбежишь. Не знаю, кто как, но мне это удалось.

Я не просто сбежал от прошлой жизни. Я вычеркнул все, что меня с этой жизнью связывало. И стало легко. Будто камень с души упал. Пусть делают, что хотят, теперь это не мое дело.

Глава 11

Маша

Утро началось с завтрака, который выбрали вместо меня. И с визита стилиста, которая уложила волосы и сделала макияж, отругав за синяки под глазами.

А как без них, если я полночи не могла сомкнуть глаз после всего, что мне поведал о себе Глеб? В голове не укладывалось, как он способен говорить об этом так спокойно.

Он вообще всегда и во всем спокоен, будто не с ним все происходит. Будто не он смертельно болен, будто