– Как ведет себя Ваня с бабушкой? Те же страхи?

– Да. Все то же самое. Плюс, когда она его из садика заберет, перед моим приходом с работы он ее просто изводит: «Бабушка, а мама скоро придет? А она нигде не задержится? А она в магазин не пойдет? А поезд в метро не сломается?» – однажды мы с ним ехали, была какая-то авария, и поезд почти час стоял, – «А почему ее еще нет?», и так далее.

– Ну это вот ты! – неожиданно для меня вступил в разговор отец. – Это от тебя. Раньше ты меня изводила, а теперь Ванька эстафету принял, и совершенно по образцу…

Никакой реакции со стороны матери – ни согласия, ни возражений.

Я почувствовала направление дальнейшей работы, попросила Ваню нарисовать дома портрет привидения, которое он боится, быстренько «закруглила» визит и договорилась с мамой мальчика (ее звали Тамара) о следующей встрече.

* * *

– Страхи у детей чаще всего встречаются от двух до девяти лет, – сообщила я Тамаре во время нашей следующей встречи. – В этом возрасте дети уже многое видят, о многом догадываются, но еще большего не понимают. Их фантазия почти не сдерживается реальными представлениями о мире. В чем-то они похожи на наших далеких предков, которые населяли еще не познанный ими мир множеством фантастических и зачастую опасных существ. У одного моего знакомого мальчика в комнате жили тридцать два гнома…

– Так вы хотите сказать, что с Ваней все нормально? – недоверчиво спросила Тамара. – Но ведь его страхи множатся и нарастают…

– Значит, кроме закономерных по возрасту фантазий есть что-то еще… – вздохнула я. – Иногда наши дети боятся не своими страхами.

– Чьими же это? – женщина взглянула исподлобья.

– Шею шарфом не обматывает? – усмехнулась я. – Вы ведь понимаете теперь, что это был страх старшего брата, который он транслировал на младшего?

– Да. Нет, не обматывает, – понимающая улыбка в ответ.

– А как насчет вас? Бабка-ежка за окном? Или что-то более актуальное?

– Сейчас уже нет. С тех пор, как вышла на работу, почти пропало. Но было.

– Что было?

– Вадим ушел, когда узнал, что я беременна. Сказал, что я ему нравлюсь, но он не готов жениться и к ребенку тоже не готов. Я хотела сделать аборт, уже собрала все справки, но в последний момент не смогла. Потом еще пару лет, как увижу белый халат или шприц…

– Продолжайте, пожалуйста, – попросила я.

– Когда Ваня родился, он почти сразу заболел. Тяжело, воспалением легких. Моя мама позвонила Вадиму. Вадим приехал и остался, как будто так и надо, и стал мне во всем помогать.

– Вы поговорили с ним, потом, когда Ваня поправился?

– Нет. Я… я боялась. Но он сам сказал: тут мой сын.

– А потом?

– Потом мы так и жили. Но я все время опасалась, что он однажды не придет с работы, исчезнет так же, как и появился.

– И «проверяли» его? Звонили? Спрашивали? Надоедали? Так же, как сейчас Ваня?

– Да. Да. Но почему?! Я же вышла на работу, чувствую себя намного уверенней, к Вадиму больше не пристаю, наши отношения улучшились. Почему же Ваня?..

– Значит, что-то еще осталось между вами непроговоренным, – сказала я. – И Ваня ловит это из воздуха… Рисунок-то принесли?

– Вот оно, наше привидение, – Тамара достала из сумки рисунок сына. – Ой! Я, кажется, поняла…

На рисунке по длинной трубе (коридору?) летел неопрятный комок серой шерсти с двумя печальными черными глазами. В обоих концах трубы, сгорбившись, сидели схематичные человечки.

– А что это за ящики перед вами с Вадимом? – спросила я.

– Компьютер и телевизор, – объяснила Тамара.

– Если не сумеете сами поговорить с мужем, приходите вдвоем, – заключила я.

* * *

Спустя два месяца Тамара пришла одна.

– Он сказал, что теперь сам боится, что я ему прошлое припомню, – сияя глазами, сказала она. – И что тогда он вернулся вовсе не из-за Ваньки (его этот орущий кулек пугал до колик), а потому что понял: без меня он не может, и только и ждал предлога. А я ему рассказала, как ненавидела себя, когда седьмой раз ему на работу звонила и через знакомых узнавала, куда он ходит, а один раз даже по карманам шарила…

– А Ваня? – улыбнулась я, уже зная ответ.

– Ваня вчера весь вечер во дворе с соседскими собаками играл. Они его всего в песке изваляли…

– Он изменился. Как-то очень резко. Это все видят. И мне так страшно отчего-то…

Совсем молодая мама с гладко зачесанными русыми волосами. Круглые голубые глаза, круглые коленки, подсохшая болячка на губе. Боря, мальчик лет трех с половиной, играет на ковре с машинкой.

– Но чего же пугаться? – успокаивающе говорю я. – Маленькие дети быстро растут и так же быстро изменяются. Это закономерно.

– Понимаете, он всегда был такой спокойный, а тут вдруг стал капризничать на ровном месте, орать или, наоборот, дуться. И в садике тоже воспитатели заметили. Одна из них сказала сходить к врачу, а другая: «Ничего страшного, это кризис трех лет».

– Нет никакого кризиса трех лет, – сказала я. – Есть не установленные вовремя границы. Приведите пример, как выглядят его капризы?

– «Не хочу на лифте ехать, хочу пешком идти» (у нас третий этаж). – «Хорошо, пойдем». На втором этаже: «Хочу на лифте!» – «Хорошо, поедем». Приехали на свой этаж: «Я хотел кнопку нажать». – «Поздно, мы уже приехали». – «Поехали обратно!» – «Не идиотничай!» – «А-а-а! Ты плохая! Я вас всех убью и этот поганый лифт сломаю!» Вот так примерно.

– Это они, границы, – сказала я. – Обычное дело. Ему надо знать, как устроен мир, в который он попал. Вы даете не слишком четкую обратную связь: сначала равнодушно «ведетесь» на его явно неудобные для вас требования, а потом сразу, фазовым переходом: «Не идиотничай». Сейчас ваш сын просто испытывает вас: докуда все-таки я могу их «сделать»?

– Да нет же, в том-то и дело! – воскликнула молодая мать, и мне показалось, что в ее глазах блеснули слезы. – Если бы он что-то требовал и капризничал только, когда не дают, это понятно. Но он же и просто так может «завестись». Вот прямо на ровном месте сказать: «Я вас никого не люблю!» – и уйти. Потом, через полчаса, будет ластиться, прощения просить. А в воскресенье вообще сказал: «Я уйду жить к Максиму». Мы ему: «Кто такой Максим?» Ни родственников с таким именем нет, ни детей в детском саду. А он нам: «Вы его увидеть не можете, он только со мной разговаривает». Я свекрови рассказала, она говорит: это психическое, я точно знаю, с сыном знакомой также было… У меня прямо сердце упало!

От истории с Максимом я тоже забеспокоилась.

– Когда же все это началось? И как – совсем резко, или поведение Бори менялось все-таки постепенно?