Не знаю, как, но Виталия после института обошло обычное распределение, и он попал в МВД следователем. Но с этим у него что-то не заладилось. Он пострадал, был ранен, вышел рано на пенсию и обзывался теперь частным детективом по вызову, подрабатывая деликатными поручениями от случая к случаю. При ходьбе он волочил ногу и по-прежнему одевался аккуратно. А Протопопов, как был, так и остался внешне малозаметным, но значительным по сути, хотя с годами тоже несколько сдал.

Они не виделись после института, перебиваясь скудными сведениями от бывших сокурсников при случайных встречах. Но зная, что Виталий попал в МВД, и высоко ценя его связи и опыт, Дим Димыч подумал, что мог бы помочь Виталию, устроив его нештатно на кафедру, для подработки и даже в смысле престижности в известном вузе, что, несомненно, в его положении было бы немаловажным. Однако что тот действительно из себя представляет, он не знал и теперь вглядывался: не спился ли, и тогда полученным с его помощью требующимся сведениям будет грош цена. И сможет ли он выполнить протопоповское поручение, как хотелось бы, и на что вообще в данную минуту способен?

Конечно, Протопопов мог обратиться с тем же к своим институтским кадровикам, но засиделись они, потеряли нюх, и тут могли быть задействованы перекрёстные связи, которые не только бы не поспособствовали деликатности дела, а наоборот.

Внешний вид бывшего сокурсника удовлетворил Протопопова. Он был достаточно приличным и в то же время подтверждал зависимость Прокопенко, говоря о том, что коллега на мели и любой заказ важен для него.

– Вот что требуется, – сказал сходу Протопопов, не желая тратить время на вступительную чепуху, – нужно кое-что выяснить относительно моей гражданской жены. Мы вместе около пяти лет, но я о ней в полном неведении. Она моложе меня на двадцать лет, и мне о ней мало известно, а известное кажется спорным…

– А есть основания? – спросил Прокопенко.

Но Протопопов отвечать не стал, как бы подчеркивая этим, что пока вопросы неуместны.

– Ты не мог бы взяться за это? С твоими связями (я навёл о тебе справки) тебе это не составит труда.

– А что бы хотелось узнать?

– Всё. Всё, что возможно.

И не откладывая дело в долгий ящик, они договорились об оплате и начале работ.

– Да поживее, – добавил Протопопов, завершая разговор.

На это Прокопенко кивнул. Он понимал, что клиенту следует показать оперативность и в пару дней собрать елико возможно. Словом, действовать молниеносно, подчеркнув, что и мы умеем кое-что, и растопить естественный на первых порах лёд недоверия.

Усевшись в скверике у проходной, и отнюдь не озабоченный ожиданием, Протопопов от нечего делать стал проглядывать начатое досье, и проходной из внимания не упускал. Досье было роскошно оформлено, хотя и составляло пока несколько листов (оформление на первых порах придает заказу видимость серьезности), и содержало только проверенные факты.

Объект – искомая Генриетта Николаевна – имеет совсем иное имя в действительности, не разведена, в Украине у неё сын и дочь, и она оформляет бумаги на наследство (пока лишь факт, и требуется довыяснение). У неё близкие отношения с Теплицким (служебный роман?), который тоже не разведен. Теплицкий полон амбиций, и по разговорам в узком кругу заявлял, что очень скоро возглавит кафедру. Буквально на днях в Институт Прикладной Математики М. В. Келдыша пришло письмо о предстоящей защите со ссылкой на труды Ракетно-космической корпорации «Энергия», тем самым подтверждая плагиат заказчика… и это всё пока. Немного, но для начала достаточно.

Нужно было обсудить уже собранное с глазу на глаз и дальше двигаться в согласованном направлении.

В проходной института в этот день дежурил Володя – своего рода местный дурачок из охраны, из тех, что любое дело доводят до абсурда показной важностью. Он был местной достопримечательностью. Над ним шутили и одновременно побаивались.

Володя фокусничал, обыскивал студентов, и они со смехом соглашались показать, что у них в портфелях, сумках, чемоданчиках, шутили и одновременно боялись его. В обычные дни Прокопенко прошёл бы на территорию, пользуясь старым удостоверением, но в этот раз не хотелось рисковать, связываясь с дураком-Володей, да и визит не безупречно выглядел бы на первых порах, хотя ему было смешно видеть, как напрягался этот доморощенный страж порядка, выглядевший в его глазах паяцем.

Он мог бы походя напугать Володю, но поначалу не стоило высовываться. А в случае скандала в проходной досье могло угодить в чужие руки, что нарушило бы условия контракта.

Время шло, и посещение затягивалось. Он сам был в этом виноват. Следовало предварительно созвониться и согласовать встречу. Но он понадеялся на удачу. «Ладно, ещё не вечер, – решил он про себя. – Теперь, пожалуй, лучше уйти, а завтра, созвонившись, с утра устроить кафедре моноспектакль «Ко-ко-ко».

Когда Дарья Семёновна, наконец, появилась у проходной, собственноручно неся пропуск Прокопенко, агент ушёл, и она вздохнула с осуждением: мол, больно нервные стали, не могут подождать.

1

Сравнение с головоногими подходило Протопопову. О бородавчатых тевтисах писал ещё Аристотель. Известен колоссальный пульп де Монфора. Но необыкновенен сам по себе даже мелкий осьминог. Из-за того, что пищевод спрута проходит через мозг, он не глотает крупную добычу, несмотря на размеры и аппетит, а лишь мелочь не больше муравья. Вопрос лишь в том, кто для шефа крупнее муравья?

И есть эффект самопожирания – для животных это необыкновенное свойство. По-человечески это принцип: «А пропади всё». Такая возможность существует в последнем слове. Но это если полностью сойти с ума. Осьминог способен прикинуться мёртвым.

Недавно на кафедре выбирали шефу зама. Поступило указание ректората. Кому руководить в его отсутствие? Поначалу решили, что Левковичу Моисею Яковлевичу. А кому ещё? Бесспорно, он опытный и заслуженный. Все горячились, а шеф молчал. Требуется его одобрение, а он молчит. И поползли слухи, что, мол, в Совете не заладилось, и получен анонимный сигнал и о Левковиче: беспартийный, мол, еврей, возможны сионистские воззрения. Так и повисло с заместительством.

Каждый раз, когда наступало время говорить учёному секретарю, в зале возникал шум. Голос его был тих и бесцветен.

– …Слово предоставляется… профессору Левковичу, – прошелестел секретарь, и к трибуне пронесся Левкович, что-то бормоча себе под нос. Не снижая скорости, словно проход был отрепетирован заранее, он обогнул стол, по ступенькам поднялся к трибуне и, возложив руки на подставку для бумаг, уставился в зал. Председатель взглянул на секретаря, тот кивнул и звякнул звонком: можете начинать.

– Закон естественного отбора не властен над человеком, – скрипуче произнёс Левкович. – Мы научились небезуспешно обходить его. Но он прижился в науке…

Движения стихли. Теперь глаза присутствующих были направлены на лысого человека, державшегося за края трибуны, как за поручни капитанского мостика, уверенно, словно он и был здесь капитаном.