— Я сам хотел просить вас об этом, любезный доктор, — обратился к Жандрону Домини.

— С величайшей охотой, — ответил старик доктор и тотчас же направился к двери.

Лекок остановил его за руку.

— Позволю себе обратить внимание доктора, — сказал он уже совершенно другим тоном, — на те раны, которые нанесли госпоже Треморель тупым орудием, как я полагаю, молотком. Я уже видел эти раны, но я не врач, хотя они все-таки показались мне подозрительными.

— И мне тоже, — быстро добавил отец Планта, — бросилось в глаза, что на поврежденных местах нет кровоподтеков.

— Природа этих ран, — продолжал Лекок, — будет ценным указанием, которое окончательно меня убедит. В ваших руках, господин доктор, находится спичка, о которой я говорил.

Жандрон уже хотел идти, как на пороге вдруг появился слуга мэра Орсиваля, Баптист. Он низко поклонился и сказал:

— Я за хозяином.

— За мной? — спросил Куртуа. — Зачем? Что случилось? Ни минуты от вас покоя! Скажи, что я занят.

— Я насчет барыни, — ответил боязливо Баптист. — Мы боимся вас встревожить. С барыней что-то творится…

Мэр слегка побледнел.

— С женой? — воскликнул он. — Что ты хочешь сказать? Говори же!..

— Как вам будет угодно… — продолжал Баптист. — Сейчас приходил почтальон с письмами. Я отнес их барыне, которая в это время была в гостиной. Но едва только я вышел от нее с расписками, как услышал страшный крик и стук тела, которое упало словно бы с высоты.

— Да говори же! — крикнул в отчаянии мэр. — Чего ты тянешь?

— Тогда я отворил дверь в гостиную. И что же я увидел? Барыня растянулась на полу. Я тогда давай кричать, звать на помощь. Прибежала горничная, кухарка, еще люди, и мы перенесли барыню на кровать. Мне Жюстина передавала, что письмо это от барышни Лоранс.

— Как от барышни Лоранс? — спросил отец Планта. — Разве Лоранс нет дома?

— Нет, сударь, — ответил Баптист. — Вчера было уже восемь дней, как она уехала на месяц погостить к одной из сестер барыни.

— Ну а что же госпожа Куртуа?

— Ей, сударь, лучше, только она очень жалостно кричит.

Несчастный мэр схватил лакея за руку.

— Ну, идем же, несчастный! — крикнул он ему. — Идем же, тебе говорят!

И они поспешили домой.

— Бедный малый! — проговорил судебный следователь. — Вероятно, умерла его дочь.

Отец Планта печально покачал головой.

— Должно быть, так, — сказал он, а потом прибавил: — Припоминаете ли вы, господа, намеки Жана Берто?

Судебный следователь, отец Планта и доктор обменялись взглядами, полными беспокойства.

Какое несчастье случилось в семье Куртуа? Вот уж именно проклятый день!

— Если Берто ограничился одними только намеками, — сказал Лекок, — то мне, не пробывшему здесь и двух часов, уже успели рассказать две очень подробные истории. Оказывается, что эта барышня Лоранс…

Отец Планта тотчас же перебил агента тайной полиции.

— Клевета! — воскликнул он. — Подлая сплетня!

— Господа! — обратился к ним судебный следователь. — Мы все занимаемся разговорами, а время идет! Необходимо поторопиться. Давайте распределим дела, которых остается еще немало.

Повелительный тон Домини вызвал усмешку на губах Лекока.

Решили так: в то время как доктор Жандрон будет производить вскрытие, судебный следователь займется составлением акта, а отец Планта будет помогать сыщику в его исследованиях.

Таким образом сыщик оказался наедине с мировым судьей.

— Наконец-то, — сказал он, вздохнув так, точно целые пуды свалились с его плеч, — наконец-то мы можем приняться за дело по-настоящему! Этот судебный следователь думает, что все в этом деле чрезвычайно просто, тогда как даже мне, Лекоку, ученику незабвенного Табаре, — и он почтительно снял шляпу при этих словах, — даже мне это дело кажется далеко не ясным.

Он остановился, подводя итог результатам своих исследований.

— Нет! — воскликнул он. — Я сбился с дороги, почти теряюсь. Во всем этом я что-то угадываю, но что? Что?

Отец Планта оставался спокойным, но глаза его засверкали.

— Может быть, вы и правы, — ответил он, — очень возможно, что в этом деле действительно есть что-нибудь особенное.

Сыщик посмотрел на него, но не шевельнулся. Последовало продолжительное молчание.

«Этот господин кажется мне большим хитрецом, — подумал Лекок про отца Планта. — Надо самым тщательным образом наблюдать за всеми его действиями и жестами. Он не разделяет мнения судебного следователя, это ясно. У него самого есть на уме что-то, чего он не хочет нам сказать, но мы все равно это узнаем. Ух, хитрый господин этот мировой судья!»

И, приняв необычайно глупый вид, Лекок сказал:

— Если поразмыслить хорошенько, господин мировой судья, то остается сделать очень немногое. Два главных виновника как-никак уже задержаны, и когда они решат наконец говорить, а это случится рано или поздно, смотря по тому, как этого захочет судебный следователь, то все станет ясным.

Ушат холодной воды, вылитый на голову мировому судье, не мог бы его так неприятно огорошить, как эти слова.

— Как, — воскликнул он в изумлении, — и это говорите вы, агент тайной полиции, опытный, искусный человек, которому…

Лекок торжествовал. Хитрость его удалась. Он не мог уже более сдерживаться, и отец Планта, поняв, что попал в ловушку, начал от души хохотать. Они поняли друг друга.

«У тебя, милый мой, что-то есть на уме, — говорил сам себе Лекок, — что-то очень важное и серьезное, чего ты не желаешь мне сообщить. Ты хочешь насилия? Изволь, вот тебе насилие!»

«Он хитер, — в свою очередь, думал отец Планта, — он догадывается».

— В таком случае за дело! — воскликнул Лекок. — Пожмем друг другу руки! Мэр Орсиваля говорил, что найден инструмент, которым здесь все разбито.

— В одной из комнат второго этажа, — ответил отец Планта, — выходящей окнами в сад, мы нашли на полу топор. Он лежал перед шкафом, немного попорченным, но неоткрытым. Я запретил трогать его.

— И отлично сделали. А он тяжел?

— Фунта на два с половиной.

— Ну разумеется! Пойдемте поглядим!

Они поднялись на второй этаж, и Лекок, не заботясь о чистоте своей одежды, тотчас же лег на живот и стал внимательно изучать как сам топор, насаженный на ясеневую рукоятку, так и блестящий, недавно натертый паркет.

— Я полагаю, — сказал мировой судья, — что злодеи вошли сюда с этим топором и принялись за шкаф с единственной целью — сбить с толку следствие и запутать загадку еще более. Чтобы взломать этот шкаф, вовсе не нужен топор. Я могу разбить его кулаком. Они ударили по нему всего только один раз и спокойно положили топор на пол.