— Такая, что ты сможешь избежать встречи с палачом. Этого вполне достаточно.

К нам подошла одна из девушек. Она напомнила мне Фиону, хотя была вроде чуть постарше. На ее лице с ярко накрашенными губами я заметил все тот же белый порошок, любимый лондонскими щеголихами.

— Поговорим о деле, джентльмены?

Мой товарищ отмахнулся от нее, как от мухи. Мне такое обращение с женщиной показалось оскорбительным, но та не обиделась, а просто перешла к следующему столу.

— О каком деле? — спросил я.

Девушки изумленно уставились на меня, потом переглянулись и покатились со смеху.

— Здешние женщины торгуют своим телом, — наклонился ко мне Майкл. — Многие джентльмены пересекают мост лишь затем, чтобы весело провести вечер.

Здесь такие тоже есть.

У меня ушло несколько секунд на то, чтобы понять, о чем он. Ну и нравы! Нежели это и в самом деле так?

Я вспомнил Фиону, приходившуюся ровесницей той девушке и так на нее похожей. Но Фиона застенчива, добра и весела. И как только женщины могут быть такими разными?

— Думает ли она о своей душе? — спросил я.

Слова Майкла поразили меня. И разожгли мое любопытство. Турок рассмеялся, словно услышал невесть какую остроту.

— Здешние души прокляты от рождения, шотландец!

Может, лучше было остаться в долине? Я мог бы сразу, рискуя встретиться с констеблями, отправиться в обратный путь и еще раз пройти эти пятьдесят лиг.

Но Турок прервал мои размышления:

— Мы ночуем в подвале — тут, неподалеку. За ночлег берут совсем немного, а на эту ночь ты наш гость. О работе поговорим завтра.

Он прихлопнул блоху на сильной руке.

— Я подумывал о работе в магазине или еще где-то, где пригодилось бы мое умение писать. Так какого рода эта работа?

Турок, хитро улыбаясь, постучал пальцем по своему большому носу. Я разозлился и сказал:

— Или вы мне сейчас же все расскажете, или я благодарю вас за еду и ухожу!

— У тебя едва ли есть время на то, чтобы допить пиво, — ответил Майкл. — Твои джентльмены уже наверняка успели сходить на другой берег и сейчас возвращаются обратно, прихватив с собой друзей. Давай, шотландец, решай! Турок или палач? Кого ты выбираешь?»

«Я не доверял своим новым товарищам и решил не спать. Лежал на влажной соломе, спрятав торбу под себя, а рукой обвив копье. Вскоре у меня по всему телу ползали блохи. Я прислушивался к доносящемуся из темноты храпу дюжины, если не больше, постояльцев.

В углу раздавался непонятный шорох. В тесной комнате пахло потом, сыростью, дрянным вином, а теперь еще и мочой. Дышал я с трудом.

Наверное, я все-таки заснул. Потому что когда я вновь открыл глаза, из окошка под потолком лился холодный серый свет.

Я сел. Руки и ноги чесались и были сплошь покрыты красными следами от укусов. Я с отвращением оглядел лежащих как попало незнакомцев и затосковал по брату, по нашей с ним дружбе.

В углу с открытым ртом спал одетый в лохмотья Майкл. Турка нигде не было видно. Взяв торбу и копье, я направился к выходу, перебираясь через жалкие тела спящих. Оказавшись в узком проходе, я начал жадно вдыхать доходивший туда свежий воздух. Отхожее место было за углом, и пользовались им сотни жителей — судя по количеству смотрящих на меня окон. У единственной водокачки присела собака.

Я отступил обратно в проход, ломая голову, как выбраться из этого ужасного города, как вдруг увидел стоящего на улице Турка. Он одарил меня широкой желтозубой улыбкой.

— Шотландец! Надо тебя отсюда увести, и как можно быстрее!

Появился протирающий глаза Майкл.

— Выброси его, — сказал Турок, кивая на мое копье.

— Ни за что! Вчера вечером оно спасло мне жизнь.

— А сегодня приведет тебя на виселицу.

Я помотал головой.

— Упрямый остолоп, — пробормотал Турок.

Он развернулся и проворно зашагал впереди. Мы шли на север, к мосту, через который я перешел вчера вечером. Нам попалось темное пятно — там, где я вспорол живот своему врагу. По размером оно превосходило человеческое тело. Жив ли тот человек? Или умирает где-то в мучениях?

Майкл указывал на пятно и что-то прошептал Турку. Он сказал:

— Шотландец, если появятся констебли или шайка молодых господ, беги со всех ног. Спасайся, если сможешь.

В свете раннего утра, когда не было ни шума, ни суеты, ни пьяниц, это место производило самое унылое впечатление. По улице, пошатываясь, бродили женщины, а некоторые из них сидели, сгорбившись, прямо в переулке.

Сразу за мостом мы свернули вправо. Здесь, несмотря на ранний час, жизни было куда больше. К нам приближались несколько джентльменов, едущих верхом. Глаза Турка испуганно раскрылись.

— Твое копье! Ты, шотландская бестолочь! — прошипел он. — Выброси его!

Я опять замотал головой, хотя ноги у меня дрожали. Джентльмены проехали мимо.

Мы продолжали двигаться вдоль набережной. Теперь нам встречались торговцы, которые тащили за собой тележки с бутылками и мешками. Турок так и рвался вперед, он почти бежал, словно впереди нас ждал спасительный приют. Его нетерпение оказалось заразительным, и я зашагал быстрее, хотя и опасался, что спешка только привлечет внимание. Мои товарищи не посвящали меня ни в какие подробности, а я не видел смысла о чем-либо их расспрашивать.

И тут я заметил его… Пусть я и видел такой на картинке в одной из книг Учителя, но действительность заставила меня широко открыть рот. Заметив мое изумление, Турок рассмеялся, хотя что-то по-прежнему не давало ему покоя.

Паруса трехмачтового корабля были убраны. Такелаж смахивал на паутину. Вдоль борта тянулся ряд квадратных отверстий. По сходням сновали люди, груженные бочками, мешками и сундуками. На пристани беседовали несколько господ, при мечах и в пышных атласных нарядах — зеленых, желтых и красных.

Я начал понимать, что за работу предлагал мне Турок. Можно было тут же развернуться и убежать. Вместо этого я спросил:

— Куда он направляется?

— Никто не знает. Ты идешь добровольно?

Кинжал и копье были при мне, и я знал, что смогу убежать от этого здоровяка. Но убежать куда? В вонючий подвал в Саутворке? В объятия к палачу? Турок обязательно закричал бы „Убийца!“, справедливо рассчитывая на вознаграждение, каким бы оно ни было.

Я представил свою голову, насаженную на кол, жужжащих мух… В конце концов, я искал свою дорогу в жизни и пришел сюда не затем, чтобы стать беглым каторжником или попрошайкой. Я чувствовал какое-то странное влечение к этому величественному кораблю — с резкими командами офицеров, доносящимися с палубы, со всеми его запахами и суетой. Меня влекли земли, которые он, возможно, посетит и которые я иначе не увижу. Разве что на картинках у Динвуди.