– Инспектор ожидает вас, – сказал он, садясь. – Он говорит, что вы знаете путь в его кабинет.

Мы уже успели пройти за двери и начать подниматься по лестнице.

– Спасибо за помощь, сержант, – крикнула леди Хардкасл, оглянувшись через плечо.

* * *

Стандартный полицейский стол инспектора Сандерленда был сплошь завален папками из желтой бумаги и соседствующими с ними пачками бумаг, перевязанных бечевкой или лентой. На особенно толстой стопке документов стояла видавшая виды чашка чая с отбитыми краями, полупустая и грозящая упасть. Надо думать, это была стандартная полицейская чашка.

Инспектор Сандерленд сидел на обшарпанном стуле – наверняка это был стандартный полицейский стул. Покров сего стула состоял из потертой и потрескавшейся кожаной обивки, а покровы инспектора – из аккуратно вычищенного и выглаженного шерстяного костюма. Сжимая в зубах как всегда незажженную вересковую трубку, он как раз дописывал какую-то бумагу, лежащую в папке.

Положив трубку на единственное не заваленное бумагами место на столе, он встал, чтобы поприветствовать нас. Еще один дылда.

– Леди Хардкасл, – с улыбкой сказал он. – И мисс Армстронг. Как чудесно видеть вас обеих.

Он пожал нам руки.

– Как поживаете, мой дорогой инспектор? – осведомилась леди Хардкасл. – Надеюсь, мы не оторвали вас от срочной работы?

– Вовсе нет. Все эти груды бумаг относятся к одному и тому же делу. Вы можете этому поверить? Где-то в этих на первый взгляд непроходимых бумажных джунглях таятся улики, которые необходимы нам для того, чтобы добиться справедливого приговора для одного мерзкого человечка, виновного в мошенничестве, хищении и убийстве. Мне нужно только отыскать все фрагменты головоломки.

– Силы небесные, – проговорила моя хозяйка. – Что ж, мы не станем слишком долго отрывать вас от ваших трудов, но, если вы сможете уделить нам несколько минут, я буду признательна вам за помощь.

– Для вас, миледи, все что угодно. Хотите чаю? Где-то наверняка заваривают чайник как раз сейчас. Полицейские не могут без чая.

– Если это не очень вас затруднит, то чашка чая была бы очень кстати.

– Какое там затруднит – для этого у меня есть подчиненные. Таково одно из преимуществ звания инспектора. Извините, я на секунду. – Подойдя к двери, он крикнул: – Смит! Чаю на троих. Принесите в мой кабинет.

Из коридора до нас донеслось еле слышное: «Да, сэр».

– Вот видите, – подытожил инспектор. – Меня это нисколько не затрудняет.

Он немного посуетился, очищая от бумаг два стула и складывая все на линолеумный пол.

– Прошу вас, садитесь, – сказал он.

– Благодарю вас, – отозвалась леди Хардкасл. – Прежде я еще не была в вашей обители. Тут уютно.

– Пусть кабинет и обстановка и невзрачны, миледи, зато они мои. А если меня повысят до звания старшего инспектора, у меня даже будет ковер.

– Хорошо, что у вас, так сказать, есть к чему стремиться.

Прибыл чай. Похоже, все чашки в участке имеют отбитые края, подумала я.

После того как констебль Смит удалился, унеся полупустую чашку с остывшим чаем и закрыв за собой дверь, инспектор Сандерленд откинулся на спинку стула и снова принялся задумчиво грызть свою трубку.

– Итак, дамы, – начал он, – что я могу для вас сделать?

– Что вам известно о поджоге на Томас-стрит? – спросила леди Хардкасл.

– О нем говорили на инструктажах. Это дело расследовал один из моих коллег, но я знаю его детали. А почему оно вызвало у вас интерес?

– Нас попросили расследовать его.

– В самом деле? – медленно протянул он. – И кто же вас попросил?

– Коллеги Лиззи Уоррел из ЖСПС. Они уверены, что она невиновна.

– Понятно. И вы им верите?

– Да, я склонна толковать сомнения в их пользу. Доказательства того, что она невиновна… если честно, таковые практически отсутствуют, но суфражетки убедили меня в маловероятности ее вины. А обвинение против нее в лучшем случае основано на косвенных уликах.

– В этом я с вами согласен, – сказал инспектор. – Разбросать на улице листовки суфражеток мог кто угодно. Владелец магазина был известен как антисуфражист – в своей витрине он поместил плакат, в котором извещал о проведении собрания Мужской лиги против избирательных прав женщин, – так что любой, кто по какой-то причине имел на него зуб, мог сжечь его магазин, свалить вину на суфражеток, и никто бы и глазом не моргнул. Даже так называемая подписанная записка представляет собой текст, состоящий из печатных заглавных букв и по сути дела не доказывает ничего, ровным счетом ничего. Все вместе это составляет не более чем видимость доказательств вины, и любой мало-мальски приличный барристер мог бы без труда заронить разумное сомнение в виновности своей подзащитной в умы разумной же коллегии присяжных.

– А инспектор, проводивший расследование этого дела, придерживается таких же взглядов, что и вы?

– У него, разумеется, есть свои сомнения – ведь он умный и добросовестный полицейский, но ему сказали не тратить времени на дальнейшее расследование. По мнению начальства, у нас уже есть убийца и надо расследовать другие преступления. Что до меня, то я невысоко оцениваю шансы мисс Уоррел на то, что присяжные, которые будут рассматривать ее дело, окажутся разумными и непредвзятыми. Только не в наше время – ведь страна расколота. Более того, я боюсь, что коллегия, состоящая из антисуфражистов, будет склонна вынести вердикт «виновна» на основании даже самых шатких косвенных улик, а подобрать коллегию присяжных среди антисуфражистов совсем нетрудно.

– Думаю, как раз это и беспокоит членов ЖСПС.

– А что именно они попросили вас предпринять?

– Они хотят, чтобы мы нашли того, кто на самом деле поджег магазин и убил мистера Бейкерсфилда.

– Брукфилда, миледи, – поправила я.

– Вот именно.

– Понятно, – сказал инспектор. – Что ж, вы, конечно же, понимаете, что официально я не могу ничего предпринять. В том, что касается целей суфражеток, полиция настроена, скажем так, критически. К тому же мое начальство уверено, что преступницу мы поймали, а потому мне нужно действовать с умом. Но я не могу не признать, что разделяю ваши сомнения, и у меня есть свои источники, так что в конфиденциальном порядке я готов оказать вам любую помощь – вам будет достаточно просто протелефонировать. Правда, наверное, будет лучше, если вы станете телефонировать мне домой.

Он записал номер своего домашнего телефона на обороте одной из своих официальных визиток и вручил ее леди Хардкасл.

– Вы очень добры, – сказала она и положила визитку в свою сумочку. – Мы вовсе не хотим, чтобы из-за нас у вас возникли проблемы с начальством.

– Чем меньше оно знает, тем лучше спит, – ответствовал на это инспектор. – Многого я сделать не смогу – это бы только причинило нам всем еще большие неприятности, но сделаю все, что в моих силах.