Однако опасения Семашко оправдались. Первое заседание Помгола состоялось 21 июля в Белом зале Моссовета. Открыл его Каменев. Комитету ассигновали более полумиллиарда рублей, предоставили особняк в центре Москвы в районе Арбата (Собачья площадка), право выпуска собственного печатного органа. Но поскольку основная масса членов комитета была более чем загружена по основным местам работы, то (как это часто случается в общественных организациях) фактическое руководство сразу же попыталось взять на себя группа «более свободных» общественных деятелей.

Председателя Каменева стал подменять один из основателей кадетской партии, председатель II Государственной думы Федор Александрович Головин, а также «троица» — Прокопович, Кускова, Кишкин и еще несколько человек56, что сразу же дало повод острословам назвать комитет — «Прокукиш» или еще проще — «Кукиш».

Декларация, зачитанная Кишкиным, а позднее доклад профессора МВТУ В.И. Ясинского прежде всего ставили вопрос о «положении комитета среди ряда правительственных организаций». Эта группа полагала, что ни масштабы бедствия, ни размеры государственных запасов еще не выяснены, а посему представителей Помгола необходимо делегировать во все советские центральные учреждения, заслушать их отчеты и вынести все выявленные проблемы «на главное обсуждение общественных кругов»1.

Предполагалось также повсеместное создание отделений комитета с самыми широкими контрольными функциями, что, по мнению А.Ф. Головина, должно было доказать, что «В.К.П.Г. есть общественная организация, сплотившая лучшие силы государства и имеющая как в центре, так и на местах мощные аппараты»57 58.

Вся эта подготовительная работа, считал Ясинский, потребует «значительного труда и времени от активных членов Комитета»59, а пока одной из неотложных задач является создание «Заграничной делегации Помгола», которая, действуя совершенно независимо и самостоятельно, обладала бы правом «непосредственных сношений с правительствами иностранных держав, с различными учреждениями и частными лицами», то есть фактически выступала «от имени России»60.

Лидер либеральной эмиграции П.Н. Милюков заметил в этой связи, что в случае успеха Головин, Кишкин и их коллеги «могут действительно сыграть ту роль, которую выдвигает исторический процесс», то есть стать своего рода предтечей нового правительства, способного — при неуемной фантазии эмигрантов — заменить Совнарком61.

Впрочем и московский обыватель в своих фантазиях не уступал эмигрантам. Писатель Борис Константинович Зайцев — член ВКПГ — вспоминал: «…Весь город знал о Комитете. Тогда еще считали, что “они” [т. е. большевики] вот-вот падут. Поэтому Комитет мгновенно разрисовали. Было целое течение, считавшее, что это — в замаскированном виде — будущее правительство».

С выходом комитетской газеты «Помощь», набранной хорошо знакомым обывателю шрифтом, слухи усилились. «Её внешний вид, — пишет Зайцев, — вполне повторял “Русские ведомости”. Как только появился первый номер по Москве прошел вздох — “Теперь уж падут!” “Русские ведомости” вышли, стало быть уж капут!”»62 63

Николай Михайлович Кишкин был убежден, что вслед «за экономическим нэпом должен следовать нэп политический», и он на полном серьезе приступил к разработке схемы — чертежа «российской конституции», выражающей, по его мнению, интересы всех классов, социальных и национальных групп — «ствол дерева с многочисленными ответвлениями».

Справедливости ради следует заметить, что позднее на вопрос следователя: «Какая сила введет эту конституцию?» — Николай Михайлович, со свойственным ему добродушием, ответил, что он «пришел к твердому выводу: измучившись в анархии, подобную конституцию введут сами Советы. Ничего внешнего теперь уже не может быть…»

Еще чуть позже он сформулировал итоговую мысль: «Россия — страна самого отвратительного долготерпения и иссушающей глупости. Народ — талантливый, но не в политическом творчестве. В политике даже мы, интеллигенты, плели лапти»2

Необходимо отметить, что в разработку подобного рода планов была посвящена лишь небольшая — прокадетская часть членов Помгола. Они-то и инициировали обращение во ВЦИК с просьбой о выезде группы членов комитета за границу. Они изначально были убеждены, что Советской России никто помогать не станет: «Кормить им голодных надо, а без мирового хлеба кормить нечем. Америка и Европа им хлеба не дадут. Мы необходимы…»

Однако незадолго до этого Горький написал Ленину письмо, в котором доказывал, что посылка делегации с участием членов Помгола за границу не имеет смысла, «ибо я уже послал воззвания от своего имени СА Штатам, Канаде, республикам Южной Америки, Франции, французским рабочим, Англии, Германии — о медикаментах — и т. д.

Масарик уже сообщил мне, что правительство Чехии дало миллион чешских марок, т. е 800 тысяч германских, Нансен действует великолепно, испанцы — Ибаньес и Романее — тоже, и вообще люди работают неплохо. Так что торопиться с поездкой — не вижу причин…»3 Возможно, это письмо сыграло свою роль, ибо ВЦИК отверг просьбу Помгола, высказав пожелание о необходимости поездки его членов прежде всего в голодающие районы.

Несмотря на это, на заседании 23 августа собравшиеся члены комитета вновь проголосовали за немедленную отправку делегации за рубеж. А когда Смидович стал пенять на то, что Помгол вместо практической работы по оказанию помощи голодающим начинает вторгаться в политику, на него, поддержанный большинством собравшихся, обрушился Прокопович, заявивший, что именно отказ в выезде как раз и вносит в работу «политический момент»1.

Утром 26 августа к Ленину пришли Дзержинский и Ун-шлихт. Проинформировав его о происходящем в Помголе, они предложили арестовать ряд его членов. Но Ленин отклонил подобную меру, посчитав, что оснований для этого недостаточно. Тогда ВЧК препровождает ему все агентурные материалы, собранные по Помголу. И в тот же день, 26 августа, Ленин обращается к членам Политбюро ЦК: поведение этих «Кукишей» яснее ясного показывает, что «мы ошиблись. Или если не ошиблись раньше, то теперь жестоко ошибаемся, если прозеваем.

Вы знаете, что Рыков незадолго до своего отъезда пришел ко мне и сказал, что некий Рунов [Т.А. Рунов агроном-мелиоратор. — ВЛ.], свой человек, рассказал ему о собрании, на котором Прокопович держал противоправительственные речи. Собрание это устроил Прокопович, прикрывался он Комитетом помощи голодающим…