И уже не удерживая на своем лице умудренного и степенного выражения, Таргудай запальчиво кричал:

– Тот, кто ведет себя хорошо, получит у меня почет и хорошую жизнь, а кто артачится и мнит о себе неподобающее, того я лишу последнего!

Мелкие зависимые нойоны – те, что сидели поближе к двери, – при этих словах съежились, испуганно забегали глазами.

Алтан преданно смотрел на Таргудая и, не жалея спины, кланялся ему. Торопливо поспевал за ним Даритай, часто нагибая голову и держа перед собою правую руку, будто молился онгонам. Бури Бухэ, хмуро и сконфуженно улыбаясь, тоже пригнул голову. Старательно кланялись Джучи и Гирмау.

Другие нойоны, сидевшие поближе к тайчиутам и киятам, удивленные неслыханным прежде случаем такой щедрости от Таргудая, глядя на осчастливленных киятов, значительно переглядывались между собой, перемигивались. Некоторые, на всякий случай – а вдруг по-прежнему возвысятся эти кияты? – уже заигрывали с ними, улыбались:

– Теперь жизнь у вас наладится, сейчас еще нахватаете добычи.

– Будем вместе держаться.

– Приезжайте к нам в курень, жеребцов наших посмотрите, может быть, какими-то и обменяемся…

Кияты кивали, раскланивались со всеми.

Вечером, на пиру, снова все без умолку восторгались умом и доблестью Таргудая-нойона – ни о чем другом разговоров почему-то не находилось. До поздней ночи звучали, сменяясь, велеречивые голоса и восторженные крики – каждый старался опередить другого в вознесении хвалы тайчиутскому нойону. Тот слушал всех внимательно, одобрительно улыбался широкими, толстыми губами, кивал, прищуривал навыкате глаза, будто запоминая слова каждого говорившего.

Тусклое зимнее утро с синеватыми сумерками медленно поднималось над степью. Морозный воздух туго застыл над заснеженными холмами. Обдуваемый ветрами снег толстым настом покрывал низины и овраги, а с наветренной стороны бугры, обнажившись, серели никлой ветошью прошлогодней травы.

Алтан и Бури Бухэ вели тысячу киятского войска. Другие братья остались при куренях, выделив для похода по две сотни всадников.

Длинной вереницей, сотня за сотней, тянулось войско, оставляя за собой петляющий по склонам серый след. Далеко впереди и по сторонам то показываясь, то исчезая за увалами, маячили дозоры.

Шли уже третий день, ночуя у костров. Где-то слева и справа шли войска других родов. За эти дни, пока пересекали пространство между ононскими и керуленскими долинами, они не увидели ни одного стойбища.

Алтан и Бури Бухэ, оба в черных медвежьих дохах, ехали рядышком, стремя в стремя, на полусотню шагов вырвавшись вперед от головной колонны. Как будто не было между ними долгих лет вражды и неприязни, теперь они общались друг с другом вполне дружелюбно. По-тихому, мирно беседовали под скрип шагов своих лошадей, то и дело обмениваясь приязненными взглядами. Говорили о нынешнем положении своего рода, о будущем киятов.

– Если и дальше так пойдет, – хитро подмигивал Алтан, продолжая начатый разговор, – можно будет вытянуть у Таргудая и остальных наших воинов.

– Всех воинов, говоришь, можно вернуть? – изумленно-обрадованно переспрашивал Бури Бухэ, поворачиваясь к нему всем туловищем, заглядывая в лицо. – Ты и вправду так думаешь?

– Ну, не сразу, может быть, – поправлялся Алтан и тут же продолжал, увещевая: – Главное, вам надо быть поближе к нему и поприветливее в разговорах, тогда он быстро оттает и перестанет подозревать, что вы затаили какую-то месть или там еще что-то против него держите… Вот вы тогда все отдалились от него, обозлились, потому и попали в опалу. Из-за этого и Хутугта раньше времени ушел, и Ехэ Цэрэн погиб – вот ведь к чему ведет ваша необдуманность… Думаете, мне не было обидно, когда он увел моих воинов? Но я, сжав зубы, терпел, старался изменить его отношение к нашему роду, вот и добился своего. Ведь это я убедил его, что кияты не враги ему, что с нами ему лучше жить в мире, вот он и изменился. А вы не поняли, чего я добиваюсь, обозлились на меня, и больше всех ведь ты вместе с Ехэ Цэрэном…

– Да разве я на тебя злился? – недоуменно оглядывался на него Бури Бухэ, выпучивая глаза, и тут же решительно отмахивался: – Это я на Таргудая обозлился, а на тебя я так, немного погорячился тогда…

– Ладно, забудем об этом! – великодушно прощал ему Алтан. – Не будем вспоминать плохое, теперь-то у нас, слава западным богам, все повернулось в лучшую сторону, вот и сейчас, думаю, нас немалая добыча ждет. Главное, нам в этом походе не проморгать, ведь здесь можно такие куски отхватить, что мы все разом на ноги встанем… Вот тогда и заживем все вместе, одним куренем, как прежде жили. А я потом еще буду вести переговоры с Таргудаем, чтобы он вернул нам всех людей, и тогда снова поднимется имя киятского рода.

– Очень верно ты говоришь, брат! – возбужденно взмахивал толстым кнутовищем в руке Бури Бухэ. – Незачем вспоминать плохое, надо дружно жить…

– Вот-вот, только теперь вы слушайтесь меня, а уж я знаю, как разговаривать с этим Таргудаем.

– Да, брат, ты у нас умен, – убежденно соглашался с ним Бури Бухэ, – теперь мы все будем тебя слушать, пусть попробует кто-нибудь ослушаться… а то ведь мы тогда все на Хутугту смотрели, а из него, сам знаешь, вождь был и вовсе никакой.

Сзади доносился глухой, тяжелый хруст снега под копытами тысячи лошадей. В рядах передней колонны темнели лица воинов с заиндевевшими бородами и усами. Впереди синело широкое, ровное пространство, светилось под выглядывающим красным солнцем тусклыми, негреющими огнями.

Высоко в небе войско преследовала многочисленная стая ворон. Разметаясь от головы колонны до самого хвоста, птицы длинным неотступным роем тянулись по ее пути, исторгая громкие, ликующие крики: они знали, что впереди их ждет обильное пиршество.

Молодые воины, балуясь, на спор стреляли в птиц, иногда прошивая их тонкими стрелами. Вороны испуганно шарахались, отлетали по сторонам, какое-то время держась в отдалении, но короткая птичья память скоро теряла чувство опасности, они вновь слетались, продолжая свою радостную предпраздничную суету. Самые смелые с разлета спускались пониже над рядами всадников, пролетая вдоль строя, оглядывали их, быстро поворачивая черными крысиными головами – выбирали себе куски пожирнее.

– Это она на тебя посмотрела! – смеялся парень в лисьем малахае, указывая плеткой на толстого, в барсучьей шапке, ровесника, ехавшего рядом. – Еще и головой кивнула, мол, вот хорошее мясо, жира много на нем, ха-ха-ха!..

Тот, негодующе выпучив простодушные глаза на толстощеком лице, рванул из колчана стрелу и, быстро обернувшись в седле, выстрелил вслед улетающей птице. Стрела пролетела мимо, едва задев на взмахе черное крыло.

– Не попал, – смеялся над ним парень, – ну, теперь эта птица будет сидеть на тебе и клевать твое мясо…

Промахнувшийся плевался в сторону и, задрав голову, долго и пристально смотрел в небо, выискивал среди бесчисленной стаи своего нового кровного врага. Толпа хохотала. Слышались шутливые голоса: