окончательно. А сама уходит к мальчикам проводить разъяснительную беседу, как поясняет она. Мой милый дипломат.

Все праздничные выходные Настя с Глебом живут у нас. Ребята втроем развлекают меня. Мы ходим в кино и кафе, катаемся на коньках и лыжах, гуляем по городу. Несколько раз, благодаря Насте, я встречаюсь с Женей. Она отвлекает внимание взрослых мальчиков от меня, дав мне возможность побыть самостоятельной.

Насте действительно удается продуктивно поговорить с Глебом, сын смягчается и перед отъездом просит меня не плакать больше и научиться быть счастливой «без папы».

Максим все праздничные дни находится дома, но теперь он какой-то тихий, потерянный что ли. Мальчишки, хотя с ним и разговаривают, как прежде, но видно, что через силу. Просто выполняют мою просьбу принять то, что происходящее между мной и Максом касается только нас двоих. Наш разрыв не должен повлиять на их отношения с отцом, хотя последний и сделал их маме больно.

— Знает кот, что чужую сметану съел, — комментирует Настя его поведение. — Папа таким же был. Максиму Игоревичу сейчас тоже сложно. Здесь все разрушил, а там еще ничего не построил. Не факт, что он там нужен как муж или постоянный мужчина.

Как близка в этот момент Настя к истине. В Максиме действительно видели только любовника. В декабре у его дамы муж был в длительной командировке. Она пообещала Максу развестись с мужем, как только тот вернется. Но потом дама передумала, решив, что терять богатого мужа не готова, притом Макс золотые горы пообещать ей не мог. Об этом мне рассказал сам Макс в канун Рождества.

Дети уехали в театр, отпустив меня в гости к Марине. Сижу в спальне перед зеркалом, закалываю волосы, борясь с очередной прядкой, и вздрагиваю от телефонного звонка. Как ворона, погрузившись в свои мысли, напрочь забыла, что должен позвонить Женя. Включаю громкую связь и продолжаю прихорашиваться.

— Ты придешь? — интересуется он.

— Да. Уже почти готова. Женя, кто-нибудь сможет меня встретить. У меня к чаю тортик есть и закусочные рулетики. Мы с Настеной сотворили. Не хочу быть нахлебницей.

— Прекрати, Лана, ты же моя девочка. Моя девочка не может быть нахлебницей у моей сестры. Ты моя? — весело спрашивает Женька, точно зная ответ.

— Твоя, — отвечаю я, но немного погодя добавляю то, что он хочет услышать. — Только твоя, Женя.

— Минут через двадцать подъеду, позвоню. Или мне до квартиры подняться?

— Позвони. Поднимись, но не заходи. Мне до машины самой пакеты не донести, — поясняю я.

И только сейчас я замечаю, что в дверях спальни стоит Макс. Он все слышит. И что теперь мне делать? Я быстро сбрасываю вызов.

— Ты куда? — интересуется муж.

— К друзьям, — отвечаю я, заколов волосы и поправив локон.

— Раньше у тебя не было друзей.

— Раньше у меня был муж и наши общие друзья. Теперь у мужа появились его друзья, среди которых нет места мне, а у меня — мои. Кто в этом виноват? — спрашиваю я.

Максим молчит, и я добавляю:

— Правильно, Максим, ты. Именно ты виноват, что я сейчас ухожу к своим друзьям, — горько говорю я.

— Я рассчитывал, что мы этот вечер побудем вдвоем, — с какой-то надеждой в голосе произносит Макс.

— Поздно уже что-либо менять. Я обещала прийти. Притом должна принести торт и закуску. Обещала. А коль обещала, значит обязана. Я не люблю подводить людей. Ты же меня знаешь.

Я одеваю платье, верчусь у зеркала и решаю обновить новый комплект, подаренный Сашкой.

— Откуда новое золото? — спрашивает Максим, но в его вопросе нет равнодушия, как раньше, появились нотки ревнивой заинтересованности.

— Шеф подарил на Новый год, — отвечаю я.

— Ты идешь к нему?

— Боже упаси, — быстро отвечаю мужу и поясняю. — Он женат, отец троих малолетних детей и, к тому же, моложе меня. Я одинокая женщина, но не настолько, чтобы разбивать чужую семью. А роль любовницы меня не устроит.

Мы переходим на кухню, Макс не сводит с меня глаз. Я достаю из холодильника контейнеры с закусочными рулетиками нескольких видов, салатик и торт, ставлю все это в пакеты и выхожу в прихожую. Бросаю Максу:

— Максим, в холодильнике есть рулетики и салат, а еще мясо с овощами разогрей себе на ужин. Дети приедут поздно.

Раздается телефонный звонок. Женька. Я сбрасываю вызов. И начинаю обуваться.

— Может останешься дома? Мне будет скучно, если ты уйдешь, — с надеждой в голосе просит Макс.

— Мне тоже было скучно, грустно, обидно и больно, когда я все праздники на протяжении нескольких лет сидела дома одна. Идти к друзьям и врать им, что Максим прийти не смог потому что…, я не хотела. Как и не хотела придумывать причину твоего отсутствия. Вот и ревела в квартире одна. Теперь мы поменялись местами. У тебя есть возможность проанализировать свои ошибки, чтобы не совершать их вновь. А почему ты дома? — вдруг задаю вопрос я.

Вот если бы сейчас Макс сказал, что любит меня и все что было — это было его ошибкой, я бы осталась, но он ответил:

— У нее приехал муж.

Я уверенно надеваю пальто, беру пакеты и выхожу за дверь, даже не обернувшись, точно зная, что дверь в квартиру придется закрыть Максу самому.

Сколько раз я закрывала за ним дверь, когда он уходил к ней, а потом сползала за закрытой дверью по стене и выла от одиночества и чувства ненужности, сколько раз просила его остаться, умоляла не уходить, но он равнодушно уходил раз за разом…

— Привет, — слышу я уже почти родной голос и попадаю в объятия Жени, он перехватывает пакеты и успевает поцеловать меня в щечку. — Специально так много пакетов, чтобы мои руки были заняты? — смеется он.

— Догадливый, — отвечаю я, счастливо улыбаясь, и тихо добавляю. — В лифте сама поцелую.

Да, я — счастлива. Я имею право хоть на маленькую толику женского счастья за мое терпение и мои страдания. Я хочу быть счастливой именно сейчас. Но из головы не уходит Макс, мне его жаль. Где-то глубоко внутри я все еще продолжаю его любить.

Сев в машину, Женя спрашивает:

— О чем задумалась, моя девочка? Лана, у тебя столько грусти в глазах и застывшие слезы.

Он наклоняется ко мне и упирается лбом в мой лоб, но не пытается поцеловать, просто смотрит.

— Максим остался один дома. Он собирался провести этот вечер со мной.

— Ну, так иди к нему. Он все еще твой муж. Я пойму, Лана, — но говорит он это так, что я понимаю, если я вернусь сейчас к