— Ну… вы даете… — Ирина разводит руками.

— Маша, иди-ка мыть руки, будем вареники лепить! — говорит прабабушка, а когда Маша удаляется, старушка невинно смотрит на внучку, повязывая белым платком седые волосы. Ее глаза, добрые и с хитринкой, улыбаются, и от них расходятся лучи маленьких морщинок. — Ну, Ирочка, сколько уже можно — ребенок до сих пор живет некрещеный! А про музей — это чтобы она всем не понарассказывала, а то будет тебе в школе, как узнают… Не сердись, деточка. Оно не помешает. А Татьяна с Геной согласились быть крестными. Пусть зайдут, надо это отметить.

— Ой, бабушка… Ну, не ожидала я от тебя такой фантазии! Прямо Штирлиц во вражеском стане! — засмеялась Ирина. — Ну, покрестили и хорошо. Кто знает, может, оно и правда для чего-то нужно. Мы пионеры-комсомольцы в этом ничего не смыслим. Наталья со своей бабушкой Николку крестили в костеле, бабуля у нее католичка. Да еще и родились наши детки почти на их Рождество. Ну да ладно уж. Думаю, не будут ругаться из религиозных соображений?

Женщины рассмеялись. Маша вышла из ванной комнаты, показала чистые руки и повела прабабушку в кухню, потому что таких вареничков, какие умела делать старушка, не готовил никто.

* * *

— Ир, ты куда? Чего тебе не спится?

— Да сейчас я, Антоша, только выйду на балкон и гляну. Что-то там, на улице, все гудит да гудит.

— Все тебе не так! Спала бы, сколько до утра осталось, вон уже светает, а ты бродишь… И что там? Холодная, как жаба, прижимайся, погрею. Халат на рубашку не могла надеть?

— Знаешь, Антон, что-то такое странное — вертолеты летят куда-то на север, а по улице едут зеленые военные машины, раз штук пять, потом еще и еще. Как-то страшно. Может, пойдешь глянешь?

— И что изменится? Который час, Ир?

— Пять скоро.

— Ну, ты даешь! Сегодня ж суббота! Так, лежи-ка тихо! На малую смотрела? Укрыта?

— Да укрыта.

— Вот и спи! И мне дай выспаться, выходной же!

Дальше день пошел, как день. К Ирине с Антоном заехали кума Наталья и кум Игорь с крестником, все собрались, папы усадили на шеи Машу и Николку и двумя семьями направились к троллейбусу, который ехал на Крещатик, — просто так, погулять по весеннему центру города, купить детям воздушных шаров, поесть мороженого. Погода чудесная, каштаны расцветают, тюльпаны на клумбах алеют, воробьи верещат — почему бы и не отдохнуть?

Уже возвращаясь с прогулки, уставшие, но счастливые, взрослые уселись на парапете фонтана, недалеко от главпочтамта, и, угомонив детей и пристроив их у себя на коленях, улыбнулись фотографу, чтобы остаться такими навсегда.

— Вот, возьмите сдачу! Адрес я записал, фото вышлю в понедельник. Вот мой телефон, вдруг не получите за неделю — звоните. Какое у нас сегодня число?

— Антон! Какое число сегодня?

— Двадцать шестое.

— Так и запишем — двадцать шестое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

* * *

— Ир, привет! Это я, Наташа. Новости есть? Никто ничего не знает, но ходят разные сплетни. Кто по приемнику поймал заграницу, кто от «органов» узнал. Так тревожно. Не советуют гулять подолгу с детьми.

— Да я тоже слышала, Наташенька, кто ж его знает, что делать? Будто ее не видно и никак не ощущается, но мало ли… На работу хожу. Готовимся к экзаменам. Вся информация на уровне слухов.

— А у меня в горле что-то дерет, хотя, может, простыла немного? Игоря вызвали сегодня на какое-то совещание, звонил, наверное, в командировку поедет.

— Туда? — встревожилась Ирина.

— Туда. Вернется вечером, расскажет, куда именно и на сколько.

— Господи… Ну, может, оно не такое уж и страшное. Вдруг то опять сплетники раздувают из мухи слона? Горбачев выступал, осуждал паникерство, говорил, что все под контролем.

— Дай-то бог. Вряд ли бы с народом так поступили. И первомайская демонстрация ж была на Крещатике, дети выступали — на весь мир показывали. Если бы правда, разве разрешили бы такой риск, а, Иринка? А у вас нет приемника, чтобы послушать, что там говорят, ты бы разобралась по-английски?

— Можно попробовать. Думаешь, они там лучше знают, чем наши тут?

— Да очень уж тревожно. И машины военные по ночам все едут, едут на север.

— Все, Ир. Поехал наш папка, — вздохнула в трубку Наталья, — говорил, что приехали специалисты из России, Казахстана, Белоруссии. Знаешь, такая тревога, аж сердце колотится, хоть Игорь сказал, что едет всего на неделю.

— Так это ж не долго, Наташенька, что надо — мы поможем.

— Да вроде ничего не надо. Денег оставил, сказал, хорошо заплатят за выезд. А ты, Ириш, слушала приемник или нет? Что там в мире говорят? А то кажется мне, что Игорь чего-то недоговаривает. Просил форточки не открывать, белье не сушить на балконе, не выходить с Николкой во двор к песочнице…

— Послушала я и Америку, и французов. Что странно — слышала, первыми заметили сотрудники французской атомной, на которых сработала какая-то проверка на те миллирентгены, но не в тот момент, когда они выходили со своей станции, а еще утром двадцать шестого по дороге на работу.

— Ничего себе!

— Вот-вот. Пищало, сообщая, что они радиоактивные! Там, за две тысячи километров от нас!

— Ир, что ж это? А как же мы? Хотя говорили, что в тот день ветер был не на Киев, может, оно и снесло весь вред туда? У нас же гляди, какая красота, — все зеленое, сочное, каштаны цветут, ничего не пищит…

— Не пищит, потому что нечему. Я не хотела тебе заранее говорить, вот Антон придет, расскажет. Он обещал на день принести тот «счетчик», который измеряет радиацию. У них в институте на кафедре гражданской обороны нашлось их несколько, так растащили — в очередь записываются, кто завтра берет. А наш физик в школе похвастался мне, что он сам вот-вот смастерит, потому что у него внуки, а надо же знать… Физики в этом больше смыслят.

Подруги помолчали, потому что прекрасный день никак не увязывался в сознании с тревогой, которая все нарастала от новостей и разговоров без понимания ситуации.

— Ира… Ир, а помнишь, был фильм — «Москва — любовь моя»? Там, в Москве, балерина была, такая славная японочка, и наш парень, скульптор, и у них любовь… Еще музыка такая чудесная. А балерина родилась в Хиросиме…

— Помню. Я его раз пять смотрела да плакала каждый раз, когда она…

— Ира… А мне сегодня в лифте соседка сказала, что драпать надо с детьми хоть куда, потому что у нас здесь та же Хиросима… Дети ж, Ирка. Как же им дальше жить?

— Давай до вечера подождем, вот Антон придет, что-то же люди там наверху думают. Потому что у нас в школе будто у всех одна цель — не сорвать конец учебного года. Указаний пока не поступало. Но говорят, может, младшие классы и распустят раньше.