Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно!
Андрей встал из-за стола, Катя поднялась за ним, они прошли в кабинет. Катя заметила, как удивленно поглядела на них Дануся, но тут же вернулась к оживленному разговору с галантными мужчинами. В кабинете Андрей подвел ее к небольшой картине в тяжелой раме. Уверенными, сочными мазками на ней был изображен Средневолжский кремль, освещенный сквозь дымку тумана заходящим солнцем.
— Коровин, — с гордостью сказал Андрей. — Неподписанный этюд, но атрибутированный в нашем музее. Больше того, у него есть даже история. Картина висела в обычной столовой рядом с плохой копией Левитана «Над вечным покоем». Ее очень любят копировать наши местные художники. Видимо, кто-то посчитал и этот этюд копией. Так он и провисел несколько десятков лет. Когда столовую приватизировали уже в ельцинские времена, пригласили искусствоведа оценить картины. И он пришел в ужас — да это же Коровин! В прокуренном сыром помещении! Возможно, этюд и был когда-то подписан, но кто-то варварски срезал холст с подрамника, отхватив, по всей вероятности, и подпись. Конечно, это снизило ценность, тем не менее местный музей не рискнул приобрести картину, опираясь только на заключение еще не очень маститого искусствоведа, и тут появился я… Нравится?
— Восхитительно!
Некоторое время они стояли молча перед полотном, и между ними возникло прекрасное чувство единения.
— О чем это вы тут секретничаете? — в дверях стояла Дануся, за ней виднелись любопытные лица Марко и Ладислава.
— Показываю Екатерине Викторовне Коровина.
— Я так и подумала, — и пояснила на своем английском: — Коровин есть большой русский художник. Муж горд им.
Катя подумала, что Коровин не заслужил такой сухой информации, и подхватила, как бы развивая слова Дануси:
— Константин Коровин более известен как театральный художник, хотя его живопись, особенно пейзажи, не менее интересна. Он работал над спектаклями Большого театра и частной оперы купца Мамонтова, где пел Шаляпин и дирижировал Рахманинов.
Гости радостно закивали — имена Шаляпина и Рахманинова всем были известны — и принялись с интересом рассматривать этюд.
— Возможно, — продолжила Катя, — художник писал этюд во время гастролей Мамонтовской оперы в Средневолжске, куда театр приезжал во время традиционных ярмарок.
— Вот это я понимаю, современный подход к рекламе, — шепнул Кате Андрей.
— Вы не одобряете?
— Напротив. Нашему отделу по маркетингу следовало бы поучиться. Если вам надоест переводить, приходите к нам.
— Интересное предложение. Я запомню. Если меня Аркадий Семенович выгонит с работы, буду проситься к вам.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы выгнать такую переводчицу, — улыбнулся Андрей.
Когда все вернулись в столовую, стол уже был сервирован для десерта…
В Москве Катя первым делом прослушала автоответчик. Звонили Степ и Дарья.
Мысль о разговоре со Степом вызвала раздражение и внутреннее сопротивление: вот ведь настырный! Разве не ясно она сказала, что все закончено? Сколько можно? Никаких звонков, никаких разговоров! Тем более сейчас, когда все ее мысли только об Андрее, и она ясно понимает, что влюбилась. По уши, по самую макушечку, как девчонка.
Позвонила Дарье:
— Привет, подруга.
— Ты вернулась?
— Вернулась, вернулась. Знаешь, я влюбилась.
— И слава богу! — искренне обрадовалась Даша. — Кто он? Ладислав?
— Если бы… Ты не представляешь. Это как удар молнии. Он заговорил, и я поняла… После Кости… после его гибели я была уверена, что если судьба хотела одарить меня счастьем, то это уже произошло и теперь все в прошлом, ничего подобного никогда уже не будет. Представляешь, у меня даже угрызений совести нет и чувства вины тоже.
— Перед кем, перед Степом? — удивилась Даша.
— При чем здесь Степ? Что ты такое говоришь! Уж кто-кто, а ты-то знаешь все… — недоуменно и с досадой произнесла Катя.
— Ну тогда я не понимаю, перед кем у тебя должно быть чувство вины.
— Перед памятью Кости…
— Не говори глупости! Сколько можно жить одними воспоминаниями! Ты живая, молодая, красивая. Я понимаю, что забыть Костю ты никогда не сможешь, но это не значит, что нужно хоронить себя заживо и…
— Даша, — прервала ее Катя, — я ничего не могу поделать с собой, все время думаю об Андрее…
— Значит, его зовут Андрей?
— Да…
— А он?
— Что — он? — не поняла Катя.
— Ну как он к тебе?
— Он женат.
— И любит свою жену?
— Она очень красивая. Ухоженная. Знаешь, из тех, кто вырос в семье с достатком. Ее дядя — мой шеф.
— Аркадий Семенович? — уточнила Даша.
— Ну да. Она по любви уехала за Андреем в Средневолжск. Дядя сделал его хозяином филиала своей фирмы. Ну, ты понимаешь, нашей фирмы, где я работаю. Представляешь, как все переплелось и совпало.
— И что же теперь?
— Да ничего… Вот рассказываю тебе, и мне самой становится ясно — полная безнадега. Даже если бы жена не была такой красивой, все равно он там, как муха в мед, влип. — И она повторила: — Безнадега…
— Да погоди ты прежде времени нос-то вешать, — попыталась успокоить подругу Дарья.
— Нет, правда, чем больше я с тобой треплюсь, тем мне хуже. Выть хочется… — вздохнула в трубку Катя. — Ну скажи мне хоть что-нибудь.
— Давай приходи в себя, встретимся, посидим, обсудим все. О’кей?
— Хорошо. Спасибо тебе — выговорилась я. Бай-бай… — Катя положила трубку, и телефон сразу же зазвонил. Она задумчиво посмотрела на аппарат, поколебалась, но все же трубку сняла.
— Катя? Здесь Ладислав. Мы завтра… как это сказать… разлетаемся, но все рано утром. Может, сходишь со мной в ресторан сидеть?
— Не сидеть, а посидеть. Нет, Ладислав, спасибо, я почему-то зверски устала.
— Потому что зверски работала. Так?
— Наверное, ты прав. Давай сходим сидеть в твой следующий приезд, а сейчас я завалюсь спать.
— Ты уверена, что я буду приезжать?
— Конечно, если я все правильно переводила, вы подписали протокол о намерениях, а они очень перспективные.
— Ты не уверена, что правильно перевела? Как это можно?
— Я пошутила.
— Эй, ты шутишь? Значит, не так усталая. Может, пойдем?
— Нет, Ладислав. Спасибо, но я не в силах. А шучу я в любом состоянии, даже когда на душе кошки скребут, — и Катя про себя подумала: «вот как сейчас».
— Тогда до свидания.
— До встречи, Ладислав. Ты очень милый… пока!.. — Катя положила трубку и сразу же отключила телефон — так спокойнее…