Но это не так.

Вот почему я вынуждена тратить свое драгоценное свободное время на то, чтобы прятаться у дверей класса, где проходят занятия по ораторскому искусству. Линдси сказала, что Невилл записался в их клуб в первый же день, и теперь он там вне конкуренции. Так что на данный момент я готова затащить его в женский туалет и загнать в кабинку, если только это поможет мне начать этот дурацкий проект. Восхищенный смех, доносящийся из-за двери, говорит о том, что они там еще надолго, поэтому я устраиваюсь на полу возле двери и пытаюсь резюмировать то, что мне удалось узнать о других моих объектах.

Проще всего оказалось расколоть Виолетту, но это еще ничего не значит. На второй день она записалась во Французский клуб, став пятым его членом. Я председатель клуба, но она говорит почти бегло. Когда я спросила ее, училась ли она во Франции, она только моргнула в ответ, ответив: «Гувернантки». И хотя здорово, что нашелся кто-то, говорящий достаточно хорошо, для того чтобы обсудить что-то, кроме погоды и физических характеристик наших одноклассников, она не перестала жаловаться на своего невнимательного возлюбленного. Она нашла где-то свой источник журналов, и почти на каждом уроке английского вручает мне потрепанный «Гламур» с загнутыми уголками на большей части страниц и спрашивает мое мнение. Не знаю, с чего она взяла, что я источник знаний о мальчиках, но я не спешу разоблачать мою неопытность, опасаясь, что тогда не смогу получать ответы на личные вопросы, которые ловко вворачиваю в наши беседы. На данный момент мне удалось выяснить, что ее любимый цвет — фиолетовый, она любит кататься на лошадях в парке и они с друзьями приехали из северной части штата Нью-Йорк.

— Смотри, — сказала она однажды перед уроком английского, уклоняясь от ответа на мой вопрос о каникулах ее мечты и указывая пальцем на заметку в разделе об отношениях. — Здесь говорится, что вполне приемлемо целоваться на первом свидании. Это правда?

— Конечно.

— Значит, так много лет у меня все было шиворот-навыворот, — сказала она, готовая расплакаться.

— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы встречаться с кем-то еще?

Она только отрицательно покачала головой:

— Нет, я не могу с ним порвать. Он обязан мне всем. И я не позволю этому повториться снова, слышишь? Не позволю.

Тогда я решила отложить битву на следующий день, возможно, предварительно вооружившись книжками из серии «Помоги себе сам». Учитывая то, что я никогда не видела, как она ест, я подозреваю, что она питается исключительно психологическими консультациями.

Марисабель оказалась гораздо более сложным объектом. Хотя по расписанию она должна быть со мной на французском, она так ни разу и не пришла на урок сказать «repetez, s'il vous plait». Я слышала, что она проводит большую часть времени в туалете, жалуясь на жизнь другим девушкам, прогуливающим уроки. Они всегда одеваются в черное, хранят верность высоким армейским ботинкам и носят потрепанные книги «Под стеклянным колпаком»[3]в объемистых сумках через плечо. Я их побаиваюсь, поэтому до сих пор жду случая встретить ее без этой банды. Пока безуспешно.

А тут еще Джеймс. Я не должна даже думать о нем. Джеймс — не моя проблема, он проблема Линдси. В сущности, самая большая ее проблема.

— Я сегодня допрашивала отдел по посещаемости, — бушевала она на журналистике, пролистывая свои записи. — Он вообще ни разу не приходил в школу! Я сказала об этом мистеру Амадо, чтобы он позволил мне убрать его из списка, но он ответил, что иногда журналисту приходится приложить некоторые усилия, чтобы найти свой объект.

Тогда я только нервно улыбнулась в ответ и сказала, что я ее понимаю. Даже сейчас я чувствую себя виноватой в том, что скрываю местонахождение Джеймса, тем более что, как мне кажется, мое молчание связано скорее со страхом, что Линдси меня опередит, чем с данным Джеймсу обещанием. Ничто не мешает мне рассказать ей что-нибудь, что позволило бы мистеру Амадо вычеркнуть Джеймса из списка. Я должна это сделать. И я это сделаю.

Нахмурившись, я просматриваю блокнот и размышляю, сколько еще неудач я должна претерпеть, чтобы превратиться в настоящую стерву, когда вдруг слышу два голоса, доносящихся из-за угла, — один мужской, другой женский, и оба сердитые. Я поспешно прячусь за дверью открытого кабинета; они, скорее всего, через секунду уйдут, и я смогу вернуться к надзору за группой ораторского искусства.

— Марисабель, я уже говорил. Это политика, — раздосадовано произносит голос, который я определяю как голос Влада. Пока что большая часть знаний о нем досталась мне из вторых рук — от Кэролайн, которую до сих пор переполняет эйфория от того, что она подцепила этого загадочного нового парня. Единственное, до чего я дошла своим умом, — это то, что я хотела бы его ударить. Больно. И не только потому, что он отказался дать мне интервью. Я видела его с Кэролайн. Когда она смотрит на него, он спокоен и любезен, но стоит ей отвернуться, как его лицо в ту же секунду становится холодным и удивительно... непоколебимым.

Не в силах противостоять искушению посмотреть на нецензурированную версию Влада, я украдкой выглядываю из-за двери. Они стоят у дальней стены. Марисабель прислонилась к шкафчику, подняв колено, а Влад нависает над ней. Девон и Эшли, как всегда, хранящие молчание, околачиваются поблизости.

— Но прошла уже неделя, — говорит Марисабель, — а ты так и не сдвинулся с мертвой точки. Единственное, что я пока вижу,— это то, как ты вьешься около той блондинки.

— Прошло три дня, если хочешь знать. И ты могла бы помочь мне, вместо того чтобы слоняться без дела с этой сворой гарпий.

— Они не гарпии. Напротив, они очень милы, — Влад пренебрежительно фыркает, и Марисабель решает сменить тактику. Протягивая руку, она легко касается его лица. — Почему мы не уедем? Только ты и я, как прежде.

Резко оттолкнув ее руку, он ударяет кулаками по шкафчику, так что ее голова оказывается между его рук.

— Я устал жить так, словно нас не существует, — со злостью говорит он, и его слова звонко разносятся по коридору. — Если ты хочешь бродяжничать и скрываться — хорошо. Я остаюсь здесь.

Марисабель не отвечает и только, стиснув руки, смотрит на потертый синий ковер. Я бросаю взгляд на Девона и Эшли, чтобы проверить, пугает ли их это так же, как меня, но они просто стоят, тупо уставившись в пространство.

— Я жду твоего ответа, — произносит Влад, выпрямляясь, но не отпуская Марисабель. Я слышу, как тикают часы, висящие над дверью.

— Я не хочу никуда уезжать без тебя, — шепчет она наконец.

— Прекрасно. Теперь, я думаю, мы можем идти, — говорит Влад, поворачиваясь так стремительно, что я еле успеваю сунуть голову обратно за дверь. Задержав дыхание, я жду, пока они пройдут мимо. Когда их голоса достигают главного вестибюля, я вылезаю из своего укрытия с новым планом наготове. Сначала мне нужно будет убедить Кэролайн в том, что она должна бросить Влада, а потом, что бы там ни говорил мистер Амадо, я докопаюсь до того, чем занимаются здесь эти люди. Потому что одно я знаю точно: он и Марисабель — вовсе не обычные сводные брат с сестрой, и здесь они не просто потому, что его родители «уехали в Европу».