Лицо Хрипунова приобрело багрово-свекольный вид. Давненько над ним не насмехались. Прежде те, кто пробовал поступить с ним столь опрометчиво, быстро теряли добрую половину зубов. Порой кулак Фёдора ещё и крушил рёбра, если обидчики урока не понимали и вели себя неподобающим образом.

— Погодь, малый, — ласково попросил он.

У других от такой «ласки» кровь стыла в жилах.

Вертлявый молодчик был не из пугливых.

— Да ты передохни, дядечка, а я так уж и быть, постою, — снова нагло повёл себя копиист.

И откуда в столь тщедушном теле такой дух! Хрипунов слегка зауважал юного наглеца. Не повезло парнишке со сложением, иначе был бы достойным поединщиком, с которым схватиться не зазорно.

— Может, лавку принесть? А то совсем запыхамшись стоите. Что скажете, дядечка, сбегать?

— Ах, мелюзга проклятущая! Погоди…

Хрипунов, будучи матёрым бойцом, пошёл на хитрость — сделал вид, будто бьёт правой рукой, противник повёлся на «финт», дёрнулся, теряя из виду дальнейшие действия беглого канцеляриста. Торжествующий Фёдор, думая, что всё, что поймал неопытного юнца, врезал левой рукой, рассчитывая приложить, как следует — по темечку. Дюжим, не в пример этому наглецу, мужикам подобного удара хватало, чтобы с копыт долой.

И тут Хрипунова ждал негаданный сюрприз. Беглец так и не понял, почему его тело провалилось вниз, что за странная сила поволокла вперёд, потом крутанула и бросила оземь. Крепкая голова беглеца пришла в соприкосновение с кучей булыжников, приготовленных для мощения дороги. Искры посыпались из глаз Фёдора, и сразу же белый свет померк в его очах.

Донельзя растерянный Турицын подошёл к широко раскинувшемуся телу беглого канцеляриста. Странно посмотрев на спокойно стоявшего подле Ивана, спросил дрожащим голосом:

— Ты что — Фёдора совсем живота лишил?

По отчаянному виду было видно: Василий перепуган не на шутку, причём не ясно, от чего больше — того, что Хрипунов мог испустить дух, или того, что недавний знакомец вдруг открылся с новой неожиданной стороны.

— Очухается твой Фёдор, — строго молвил Елисеев.

Фельдшер, прибывший на машине «Скорой помощи», обескураженно развёл руками:

— Ничего не понимаю. Он что, спит?

— Со стороны это выглядит именно так, — мрачно кивнул профессор Орлов. — Но боюсь, что всё значительно серьёзней.

— Летаргический сон? — усмехнулся фельдшер.

— Вроде того, — задумчиво протянул Орлов.

Так и не пришедшего в сознание пациента увезли в одну из крупнейших клиник, специализирующихся на проблемах головного мозга.

С куртага семья князя Малышевского вернулась во втором часу ночи. Наскоро поужинав (закуски на куртаге подавали умеренные, только-только, чтобы у гостей брюхо не сводило), легли почивать: князь с супругой дражайшей в спальне, обе засидевшиеся в невестах дочери в своих светёлках.

На улице забрехал цепной пёс. Кто-то настойчиво заколотил в калитку и принялся кричать:

— Немедленно откройте!

По дому забегала-заохала проснувшаяся прислуга: дворовые девки, горничные, бабки-приживалки (княгиня питала к ним почти болезненную страсть — привечала сразу четырёх старушек — божьих одуванчиков).

Князь, взяв в руки заряженный охотничий штуцер, пошёл к калитке. За его спиной прятался лакей Прошка, державший в руках горящий подсвечник — других мужчин этой ночью в доме не было.

Жена и дочки пугливо поглядывали из окон.

— Кого нелёгкая принесла? — рассерженно рявкнул князь.

— Открывайте! Государево слово и дело.

Прошка охнул. Чем же его благодетель мог прогневать Тайную канцелярию?! Грехи за душой у князя водились (о многих лакей знал не понаслышке), но чтобы «Слово и дело»… Ужас какой!

Малышевский, провозившись с затвором, открыл. В подворье ворвалось трое: два солдата со шпагами наголо и статский чин в чёрном плаще, треуголке и в машкерадной маске на лице. Видимо секретные причины заставляли его скрывать свою наружность.

Князь глядел на нежданных гостей во все глаза, но ни единым признаком не выдал своего волнения.

— Кто будете и по какому поводу?

Статский подал ему свиток, чинно промолвил:

— Извольте прочесть. Тут всё изложено.

Малышевский развернул бумагу, близоруко сощурился:

— Прошка, посвети. Быстрее, стервец!

Лакей подошёл ближе, приподнял подсвечник и, стоя в такой позе, пытался заглянуть за спину хозяину.

По мере чтения князь мрачнел сильнее и сильнее. Закончив, вернул бумагу статскому, обиженно прошлёпал губами:

— Обыск?! У меня обыск?!

— Точно так, — откозырял человек в маске и убрал свиток за пазуху. — Приказано приступить к обыску незамедлительно.

— Я… я буду жаловаться! Самой матушке-императрице отпишу… Я во дворец вхож. Малышевских по всей России знают, — забормотал князь. — Сие — чудовищная ошибка! Я ни в чём не виноват.

— Виноват — не виноват, меня это не касается, — повёл плечами статский. — Благодарите Господа, что выдано предписание лишь на обыск, а не на ваш арест. Хотя, всё будет зависеть от того, что найдём. Может, ещё вместе прокатимся до Петропавловской крепости.

Он зловеще улыбнулся. И от этой улыбки у князя Малышевского, который когда-то брал штурмом Азов, а под Полтавой по колено в крови стоял, едва не подкосились ноги.

— Вашескородие, — обратился один из солдат, — прикажете начать?

— Давай, братец, — распорядился человек в маске. — Ищи любую компроментацию.

Последнее слово он выговаривал по слогам.

Солдаты вихрями влетели в тёплые сени, застучали башмачищами по лестнице, поднимаясь в людское. Князь, как был — домашнем архалуке, тапочках и ночном колпаке, медленно опустился на колоду для рубки дров.

— Что же такое на свете белом деется? — жалобно проблеял он.

А из дома уже слышался стук переворачиваемой мебели, треск вышибаемых дверей, грохот разбитой посуды и женский визг, переходящий в истерику.

— Простите, сударь, — вежливо откозырял статский. — Я должен подняться к моим людям, не то натворят делов.

— А я? Мне что делать? — потерянно спросил князь.

— Оставайтесь здесь, никуда не уходите. Надеюсь, я могу положиться на ваше слово, и потому не буду оставлять подле вас караул?

— Не убегу, обещаю, — робко сказал Малышевский. — Только не губите, милостивый сударь.

Человек в маске сдержанно кивнул и пошёл в дом, где уже вовсю шёл обыск. Солдаты, не зная усталости, обшаривали особняк Малышевских сверху донизу, ничем не гнушаясь, разве что под юбки женщинам не лезли.