Чахлик стоял посреди кабинета Петра Филипповича, как положено, заложив руки за спину. Начальник колонии молча перебирал бумаги на столе, время от времени поглядывая на заключенного поверх очков в золотой оправе. Наконец, отложив бумажки в сторону, он заговорил:

– Ну что, Андрей Игоревич Васильев, не надоело тебе на зоне?

– Да нет… – осторожно сказал Чахлик, – тепло, хорошо. Кормят…

– Но на воле-то лучше? – продолжал допытываться Петр Филиппович.

– Ясное дело. – Чахлик никак не мог понять, чего от него хотят. – На воле завсегда лучше.

– А выйти хочешь?

Чахлик усмехнулся:

– Мне еще пять годков тут трубить. Сами знаете.

– Ну уже чуть меньше, – сказал Петр Филиппович, заглядывая в личное дело Чахлика, – на два месяца… Но знаешь, кто-то и за два месяца исправиться может. А исправление и возвращение к нормальной жизни – главная цель наказания.

Начальник колонии иронично смотрел на Чахлика, который никак не мог взять в толк, зачем его вызвали.

– К тому же, – продолжал Петр Филиппович, – знаю, что отношения у тебя не очень складываются.

«Ну и ну, – подумал Чахлик, – неужели он и про последний разговор с Усманом знает?»

– Ну ладно, не буду тебя мучить. – Петр Филиппович усмехнулся и протянул зеку какую-то бумагу. – Вот читай.

Это было постановление об условно-досрочном освобождении Андрея Игоревича Васильева по причине образцового поведения и в связи с амнистией.

Петр Филиппович с самодовольной улыбкой наблюдал, как бледнеет и вытягивается лицо Чахлика. Андрей посмотрел в глаза начальнику, а тот, выдержав паузу, расхохотался:

– Ну что, не ожидал?

– Нет, – честно признался Чахлик.

– Вот так-то… Жизнь, она, брат, штука непредсказуемая. Так что открой вон тот шкаф, переоденься в гражданку. На волю выходишь, дурак. Давай швыдче.

Чахлик открыл шкаф и начал лихорадочно быстро переодеваться в чистую, абсолютно новую одежду.

– А кто… Кто добился этого? – наконец, набравшись смелости, спросил он.

– Э-э, брат, значит, нашлись хорошие люди… Подсуетились.

Наблюдая за лихорадочно переодевающимся Чахликом, Петр Филиппович решил дать ему напутственное слово:

– Вот ты, Андрей, молодой парень. Пора бы образумиться, на работу пойти. Делать-то что-нибудь умеешь? Не умеешь… А мог бы научиться. Короче, вот тебе мой совет. Кончай ты со своими делишками. Они тебя до добра не доведут. Все равно вернешься сюда. И тогда, скорее всего, добрых людей больше не найдется… Будешь по полной трубить.

– Кому это я понадобился? – спросил Чахлик, натягивая джинсы.

– Скоро сам узнаешь.

– Не Титану ли, часом?

– Не знаю, о ком ты говоришь. – Голос Петра Филипповича приобрел металлические интонации. – Давай выметайся быстрее. А то сейчас распоряжусь – и пристрелят при попытке, так сказать.

Чахлик замолчал, зная, что в каждой шутке Петра Филипповича есть доля правды.

Ровно через пятнадцать минут, забрав свои нехитрые вещички из барака, зек Васильев стоял у ворот колонии. Попрощаться ни с кем Чахлику не удалось, да он и не испытывал особого желания. Могли начаться вопросы, ответов на которые он не знал. Единственное, что чувствовал Чахлик, это то, что сейчас у него начинается новый период в жизни. Плохой или хороший – пока неизвестно. Но абсолютно новый – это точно…

Возле лагерного КПП его ждали двое крепких ребят, одетых в одинаковые черные костюмы. Один из них подошел к Чахлику, а второй сел за руль дорогого, но забрызганного грязью джипа.

– Привет, – пробасил подошедший. – Мы за тобой от Титана. Садись, поехали.

Чахлик важно уселся на заднем сиденье.

«Все-таки ценит братва настоящих пацанов», – самодовольно подумал он.

Машина сорвалась с места и понеслась, подпрыгивая по пыльному проселку.

Уже под вечер джип подъехал к огромному трехэтажному особняку и остановился перед воротами, осветив их фарами.

Чахлик сидел на заднем сиденье и смотрел на освещенные закатным солнцем железные пики, венчающие высоченный забор, на медленно оглядывающий машину фиолетовый глаз камеры слежения.

«Неужели такому человеку, как Титан, есть кого бояться?» – думал Чахлик, глядя, как медленно, будто нехотя, расползаются в стороны створки массивных ворот.

Машина втиснулась в образовавшийся проем и как будто провалилась, ушла носом вниз. Чахлик невольно вцепился руками в спинку водительского сиденья. Джип катился вниз, оранжевый закат гас в сужающемся створе ворот. Чахлику на мгновение стало страшно и тоскливо от мысли, что из одной тюрьмы его перевезли в другую, возможно, и гораздо худшую, и отсюда ему уже точно никогда не выбраться. Но через секунду он снова воспрял духом и рассудил, что пока еще рано делать выводы.

Наконец машина остановилась в темном и, как казалось Чахлику, огромном подвальном помещении. Вслед за своими спутниками он прошел через узкую металлическую дверь и поднялся по узкой лестнице в освещенный внутренний коридор, застеленный мягкой ковровой дорожкой. Усталые «близнецы», как окрестил про себя сопровождающих Чахлик, молча вели его куда-то в глубь дома.

Они остановились перед двустворчатой дверью с дорогими ручками из литой меди. Ручки были начищены до ослепительного блеска. «Близнец» осторожно и уважительно постучал. На пороге появился пожилой человек в бордовом шелковом домашнем халате, с татуировкой на руках. Волосы его были покрыты гелем для волос, а тонкие губы подернуты блестками жира: он что-то жевал.

– Привезли? – Он скользнул по лицу Чахлика тусклым взглядом. – Момент.

Он исчез и через секунду появился с большой связкой ключей в руках. Заперев свою комнату, «бордовый» направился к лестнице.

– Вы здесь подождите, – бросил он «близнецам» через плечо и, повернувшись к Чахлику, сказал: – А ты иди за мной.

Они поднимались по ступеням, миновали второй этаж, а на третьем, где было всего четыре двери, «бордовый» остановился.

– Тут поживешь пока. – Он открыл дверь и за локоть втолкнул Чахлика в комнату. – Ключей я тебе не дам. Воровства у нас, сам понимаешь, нет. – Он засмеялся кашляющим смехом. – А скрывать тебе, по-моему, нечего. Так что располагайся.

– А зачем меня привезли? – поинтересовался Чахлик.

– Со временем узнаешь.

Засим «бордовый» удалился.

Чахлик закрыл дверь и осмотрелся. Не царские, конечно, покои, но после зоны очень даже ничего. Небольшая чистая комната, кровать, два кресла, стол. В углу холодильник, в другом – телевизор. На полу зеленый ковролин.

Он открыл холодильник, который был забит разнообразной, готовой к употреблению снедью. Андрей вынул вакуумную упаковку нарезанной копченой колбасы, зубами вскрыл ее и в один присест проглотил содержимое.