Перчатки были принесены, Шура нацепила крылья, их пришлось веревочкой привязать к шее, портить шубку какими-то прищепками Шура категорически отказалась. И на елку лезть в шубе тоже не хотелось. Она купила эту шубку совсем недавно, коротенькую, пушистую, черненькую, и сейчас всю ее ободрать об иголки?

– Дайте мне халат, – потребовала она. – Или какую-нибудь рабочую одежду. В своей я сниматься отказываюсь.

Гарик упрямо мотнул головой:

– Шуба здесь очень подходит. Расстегни ее, у тебя ж там свитер, не замерзнешь! Вить, подставь ей стремянку, пусть залезает.

Пришлось лезть по стремянке. Шура расстегнулась, и правда, хорошо, что на ней был теплый белый свитер, и по цвету подходило, и шубу не надо портить. Она очень аккуратно взобралась по лестнице, бережно подоткнула подол шубки и уселась на крепкую ветку. Стремянку убрали. И почти сразу же Шура совершенно отчетливо ощутила, на каком дереве сидит: иголки нещадно кололи сквозь тонкие шерстяные колготки, а брюки она не надела, так как собиралась все же не на чью-то дачу, а в гипермаркет.

– Давайте, «Сорока», красьте же «Глухаря»! – командовал снизу Виктор.

Шура вытянула руку с баллончиком далеко вперед, зажмурилась и нажала на кнопку. Ну… в общем-то получилось. С первого раза. Правда, вместе с крыльями покрасился пуховик и даже лицо артиста, но последнее мало кого заботило, кроме самого «Глухаря», разумеется.

– Вы что мне в лицо-то?! Я… кто ей вообще дал в руки краску?!

Пока он возмущался, Шура точно так же истратила и второй баллончик. Только в этот раз краска попала еще и в рот возмущенного буяна.

– Да что… тьфу!.. что это такое?! – кипятился «Глухарь». – Это форменное издевательство! Немедленно снимайте меня, я вам сейчас такое устрою! Я вам!.. Тьфу ты… весь рот! Что ж вы делаете?!

Гарик поморщился:

– Аля, принеси ему крем для губ, «Момент» называется, у меня в бардачке…

– Да я вообще не знаю! – отчего-то возмущалась Алька. – Что тут кричать? Господин артист, я спрашиваю, что вы ругаетесь там на ветке? Вас же весь поселок услышит! А здесь живут, я вам доложу, со всех сторон приятные люди! Тем более что ваша личность запросто смоется подсолнечным маслом! Подумаешь, горе какое!

– Личность?! – не успокаивался «Глухарь». – А волосы? Волосы чем смыть?

– Помилуйте, – не выдержал Виктор. – Ну откуда у вас волосы? Вы к нам лысым пришли!

– Это неважно! – гордо дернулся «Глухарь» и чуть не покинул рабочее место. – А моя новая вязаная шапочка? Она маслом не отстирается! Я пробовал! В прошлом году я ее положил на крашеную скамейку, так она до сих пор не отстиралась!

– Я вам свою отдам, – великодушно решил Гарик. – Норковую. Все равно сейчас их никто не носит. Давайте уже снимать!

– Так! Артисты! – оживился Виктор. – Слушаем песню и инсценируем каждое слово. Все по тексту, ничего сложного. Вживаемся в роль. Вы – влюбленная пара. Включаем весь артистизм. Чем больше чувств, тем меньше дублей. Стараемся! На носу Новый год, а у нас еще стол не накрыт.

– И клип не готов, – напомнила Алька.

– Да, еще и клип, черт бы его побрал, – согласился Виктор. – Аля, включай фонограмму.

Обещание новой норковой шапки быстро настроило «Глухаря» на рабочую волну, он встряхнул покрашенными перьями и гордо уставился вдаль. Вероятно, себе он виделся орлом.

Шура тоже была настроена отработать по-быстрому, чтобы уже забыть этот клип, как самую позорную страницу в своей жизни, навсегда. Она распушила белые крылышки, встряхнула головой и принялась смотреть на «Глухаря» страстным взором. Это было нетрудно, когда он глядел вдаль.

В это время Алька включила фонограмму, и Шура впервые услышала то, подо что ей надо было работать.

Гениальность шедевра Шура не бралась оценивать, она, например, и Баха не всегда понимала (кто их понимает, этих гениев?), но вот то, что ей надо было инсценировать, ее, прямо сказать, сильно обескуражило. В сюжете творения говорилось о том, что некая Сорока, она же воровка, порхала по деревьям (порхала, а Шура едва держалась на своей ветке!). Ладно, порхать она будет, потрясет крыльями, да и ладно. Но вот дальше… Глухарь, конечно, был полицейским. Это, надо думать, Гарик уже вынес из известного фильма. Так вот Глухарь должен был порхать следом… Хи-хи, как же он, несчастный, будет это делать? Потом он должен будет поймать Сороку, прижать ее к себе, и между ними тут же должна произойти любовь. Вот прижиматься к толстому Глухарю, которого она же лично только что покрасила, Шуре совсем не хотелось. Ну а дальше и вовсе шли какие-то кошмарные интимности. Глухарь должен был в порыве страсти ухватить Сороку за грудь и обнаружить, что сердце у этой воровки золотое! Как это, позвольте, ухватить за грудь? И потом… Какая может быть грудь у сороки? Она хоть и воровка, пусть даже с золотым сердцем, но все же птица! Блин, этот Гарик-идиот наверняка переел конфет «Птичье молоко»!

Песню слушали в гробовом молчании. Но, судя по тому, как похотливо улыбался «Глухарь», талант Гарика этот тетерев сумел оценить.

– Простите, а нельзя ли уточнить, где у птицы грудь находится? – прищурила от гнева глаза Шура. – Желательно на анатомическом атласе показать.

– Шура! – взвилась Алька и уцепилась за собственный бюст. – Вот где! Как у всех! По сути, сорока – та же женщина, неужели не ясно? Ты ведь только что прослушала… композицию! Там ясно сказано…

– Тогда уточните специально для Глухаря, чем он будет Сороку за грудь хватать, – стояла на своем Шура. – Я смотрю, он уже руки потирает, а у него, между прочим, крылья прицеплены. Вот пусть ими старается. Если грудь у сороки еще как-то можно определить, то уж руки у глухаря… Их точно нет, я знаю.

Гарик был крайне недоволен. Он полагал, что после озвучивания его шедевра клип снимется за три секунды, ибо инсценировать такое духовное сокровище любой посчитает высокой честью. А здесь какие-то ненужные уточнения.

– Шура, – точно петушок, закатил Гарик глазки. – Вы понимаете, что здесь тонкая грань перехода от птицы к человеку? Тут вообще никто не должен угадать, где начинается птица, а где человек. Вы сами-то подумайте, как он вас будет крыльями хватать? Он и руками-то не может, они у него как крюки!

– Нет, ну, руками-то я… – начал было «Глухарь», но его никто не слушал.

Сейчас не слушали и Гарика, потому что возле съемочного пейзажа, то есть возле елки, появилась неизвестная пара: крепкий высокий строгий мужчина и миловидная смешливая девушка.

– Здравствуйте, – неторопливо проговорил мужчина, окидывая всех тяжелым взглядом. – Чем обязан?

Все почему-то сразу засуетились, заулыбались с фальшивой радостью, заговорили, и только одна Шура не понимала, в чем дело.

Мужчина подошел к елке, на которой она сидела, и хмыкнул:

– А вы и в самом деле любительница приключений. Вас с тополя снимаешь, вы на елку лезете. И что у вас за мания по деревьям на каблуках скакать?