Ной сменил штаны и свитер на старый комбинезон и принялся работать: драить «приборы» — длинные железные цилиндры, очень тяжелые и очень грязные. Дело продвигалось медленно, вонючая жидкость из большой банки, которой его снабдил Колотун пахла нефтью, и от нее болела голова. Каждые полчаса приходилось делать перерыв и уходить на противоположный край ангара подышать свежим воздухом.

— Созидательный труд удерживает человека от превращения в скота, — говорил Колотун. — Полезная работа дарит радость.

Ной, отдыхавшей на куче «приборов» особенной радости не чувствовал, о чем и сообщил новоявленному начальнику. А чувствовал он, наоборот, усталость и головную боль. Колотун хохотнул и заявил, что этому тоже нужно учиться.

— Ты свою жизнь волочешь, как ярмо. У тебя каждый час повисает на шее. Но ты не переживай, все такими были. Излечишься, сын мой.

Отмытые приборы следовало относить в мастерскую к Танку, который укладывал их на длинном столе, разбирал и, нацепив очки, приступал к работе. Выглядел он при этом очень комично — этакий интеллигентный тролль. Свое священнодействие он называл «профосмотром». Ной восхищенно наблюдал за его короткими толстыми пальцами, которые с необыкновенной ловкостью перебирали тоненькие провода, вытаскивали электронные платы, прощупывали крошечные пружинки подвески. Заметив интерес Ноя, Танк попытался посвятить его в особенности процесса, но обучение других явно не было его сильной стороной. В конце концов, он запутался сам, умолк и посмотрел на Ноя, как бы говоря: «Я не хочу тебя обидеть, но все это слишком сложно». Потом пришел Колотун и предложил им не маяться дурью, а заниматься каждому своим делом.

Караско исчез еще утром первого дня и больше не появлялся, назначив вместо себя Ушки. Тот тоже своим присутствием не баловал, целыми днями просиживая в штабе или скитаясь по многочисленным отделам «Поиска». Команда оказалась предоставлена самой себе: Колотун копался в вездеходе, Танк занимался «профосмотром», Ной драил. Ибо выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера.

На второй день рабства к Ною подошла Мамочка. Она немного постояла возле него, задумчиво рассматривая едва уменьшившуюся кучу «приборов», покачала головой и повернулась к ногам Колотуна, торчащим из-под вездехода.

— Колотун, милый, у меня к тебе просьба, — сладким голосом произнесла она. — Большая человеческая просьба.

Ноги дернулись, их владелец выбрался из-под машины и сел на пол. По лицу у него стекал пот, оставляя тоненькие полоски чистой кожи в слое серой копоти.

— Заинтригован.

— Дай мне Ноя попользоваться. Я верну!

— Не дам, — нагло отозвался Колотун и принялся вытирать грязные руки грязной тряпкой. — Он постигает радость плодотворной работы.

— И это ты называешь работой? — удивилась Мамочка. — Смотри, какого парня тебе дали — умного, образованного — а ты?

У Ноя покраснели уши.

— А ты им гвозди забиваешь!

— Я им мою приборы, — миролюбиво поправил ее Колотун.

— Ну пожалуйста! Пожалуйста! У Танка этих бандур полон стол, он и до послезавтра с ними не управится. А? А мне срочно нужна умная голова!

Колотун задумался.

— Пирог хочу.

— Завтра, — быстро ответила Мамочка. — Из концентрата.

— Ладно. Бери. Только запомни — вернуть в том же виде! Мне из него еще человека делать.

Он снова залез под вездеход.

Мамочка перевела взгляд на грязного Ноя. Зрелище было жалкое.

— Ну, трудяга, давай в душ. Я буду ждать тебя в столовой.

Ной долго тер руки и лицо жесткой мочалкой, крутился, подставляя то один, то другой бок струе горячей воды, старательно пытаясь смыть с себя резкий запах «плодотворной работы». Спустя полчаса, он красный и распаренный предстал перед Мамочкой. Увидев его, она заулыбалась.

— Ты моешься, как девушка, — сказала она.

— Что значит: как девушка?

— Долго! Мужчины моются быстро.

Она поправила волосы у него на лбу.

— Ты красивый, когда чистый. Просто грех занимать тебя такой работой. Колотун выпендривается, но ты не обижайся, на самом деле он очень хороший.

— А я и не обижаюсь.

— Вижу. Садись.

Они устроились друг напротив друга за одним из столов.

— У меня есть двоюводный бват, — начала Мамочка. — Неплохой павень, но не очень-то умный. Вчева им ваздали задания для певеводного тестивования… Вобщем, он не спвавится. Если не помочь, его так и выкинут с начальной школой в аттестате. Так и будет! И куда он пойдет? Они итак едва концы с концами сводят, а тепевь и надеяться будет не на что. Помоги мне, Ной. Пожалуйста!

Мамочка говорила очень быстро и заметно картавила. Она волновалась, мяла и разглаживала листы бумаги, которые держала в руках. Ною стало ее жалко.

— А что делать нужно?

Мамочка положила на стол измятые листы.

— Вот, четыве стваницы.

Ной посмотрел. Там были арифметические примеры, вопросы по естествознанию, Закону Божию и правописанию — простые, не требующие умения думать задания. Мамочка могла бы и сама на все ответить.

Или не могла?

— Я сделаю, — сказал Ной.

— Спасибо!

Мамочка привстала и поцеловала его в щеку.

— Можешь устваиваться на кухне, там никто не помешает. А я к плите — сделаю что-нибудь вкусненькое!

По Кварталу тяжелой походкой Алона бродили слухи и милиционеры с собаками. Небольшая кубическая будка нового поста возникла на центральной площади, словно по волшебству. Алон говорил, будто ищут какого-то убивца, сумасшедшего, который задумал извести весь Квартал подчистую, начиная с наиболее уважаемых людей. Утверждал, что сам видел его раз ночью возле дома Декеров, да, пока дошел, тот уже успел скрыться. Напуганная мать Ноя ходила говорить с милиционерами, но они только вежливо слушали ее пересказ алоновых бредней и коротко отвечали: «Мы здесь для вашей безопасности». Ной успокаивал ее, как мог, но у самого на душе было неспокойно. Тараканы. Они могли прийти в Квартал, и тогда не помогут никакие посты — ничто не поможет. Но день шел за днем, и все было спокойно. Постепенно волнения улеглись, к посту привыкли, а Алону велели помалкивать и не плодить глупые слухи.

Ной рассказал матери про Лайлу, и та отнеслась к его словам с большим энтузиазмом. Милая, набожная, обеспеченная девушка из хорошей семьи, которая в это неспокойное время возит ее сына домой на машине — просто ангел, и непременно с ней нужно познакомиться. Она сразу же начала уговаривать Ноя пригласить ее в гости, но тот упрямо отказывался. Ему не хотелось, чтобы Лайла приходила в их умирающий дом, не хотелось, чтобы она видела все эти скатерти, ковры и занавески, покрытые шрамами починенных дыр; видела старую мебель, скрипучую и потемневшую и слушала маму, рассуждающую о будущем детей и статусе. Он бы просто сгорел от стыда.