– показывать людям самые обыденные вещи с той ссстороны, с которой ни кто и не удосуживается на них пппосмотреть. Причем делаю я это сссовершенно бббескорыстно, из любви так сказать к искусству. Пппри этом я всегда говорю ппправду, только ппправду, и ничего кроме ппправды. За что и ссстрадаю, – слушать ппправду о себе ни кто почему-то не хочет. Но нннничего, я им всем еще пппокажу…, погрозил кулаком куда-то вдаль незнакомец, – я им ппокажу… как надо снимать настоящее кккино. Ббблагодаря мне вашу мученическую смерть увидит весь мир.

– Вообще-то мы умирать не собираемся, буркнул себе под нос Горох, все еще занятый размышлениями о незаметной смене пиджака.

– Пппрекрасно сссказано!, воскликнул незнакомец. – Тттак и ннназовем первую серию – «Ннни кто ннне хотел уумирать».

А фильм ннназовем… ээээ…нужно что-то короткое, как ваша жизнь, но всеобъемлемоющее, пппридумал – «Хххроника хоронения хххроников»…

«Фильм это хорошо, задумался Горох, в сильном волнении потирая подбородок. Фильм это и слава, и деньги, и… Вот только, придурок этот со своим пиджаком мне не нравится, хоть – убей».

– Вы, что оообиделись, что ли? – удивился Факс, словно бы угадав мысли царя. – Ну, вввот, так вввсегда. А я ведь правду сссказал. Я всегда говорю ппправду, правду, и ничего кроме ппправд…

1.9.3.

Но договорить он не успел, в это время со стороны главных вокзальных ворот послышались какие-то странные, отвратительно-мерзкие звуки. Царь, воспользовавшись благоприятным моментом, поспешил на платформу, узнать, что там стряслось.

Вскоре выяснилось, что весь этот шум издавала огромная толстая свинья высотой с человеческий рост. Завоевателям ни когда прежде не доводилось видеть такую огромную свинью. Верхом на этой свинье сидел юный отпрыск лет семнадцати отроду, в потертой кожаной куртке и темных солнцезащитных очках. Голову юнца украшал гребень давно немытых волос, ярко фиолетового цвета. Посредством больших фирменных наушников, юнец слушал музыку, пуская при этом сигаретный дым прямо в свиное рыло. Свинье явно не нравилось такое к ней свинское отношение, и свое недовольство она выражала оглушительным визгом. Эти звуки и привлекли внимание Гороха и его сподвижников. Юнец меж тем продолжал доводить свинью до бешенства, не обращая ровным счетом ни какого внимания на собравшуюся вокруг него толпу народа.

Рядом со свиньей шел маленький пожилой человечек в сером, сильно поношенном костюме. На него ни кто не обратил бы особого внимания, если бы не поводок, который этот человечек держал в своих маленьких, ни чем, ни примечательных ручонках. Посредством этого поводка маленький человечек и огромная свинья были воедино связаны между собой.

Факс, включив камеру, принялся снимать с разных ракурсов эту странную пару. Точнее тройку.

– Смотрите, кто-то подложил им свинью, сострил Градус.

– Причем весьма большую свинью, с усмешкой добавил Горох. – Где ты откопал такое сокровище, приятель, поинтересовался он у пожилого господина.

– Когда-то, много лет тому назад, грустно заметил господин в потертом костюме, – мне его подарила жена. Тогда это был маленький розовый комочек. И я по наивности думал, что он всегда таким и останется, нежным и нуждающимся во мне. Но прошло время, и от того малыша не осталось ровным счетом ни чего. Вот и мучаюсь теперь с ним, а бросить жалко, все- таки живое существо.

– Людей бы кто пожалел, процедил, сквозь зубы Градус.

– Вы сейчас кого имели в виду? – не понял пожилой господин.

– А Вы… Вы сами, кто собственно такой будете?

В процессе дальнейших расспросов выяснилось, что это был ни кто иной, как доцент Шампиньон со своим сынком – Батоном, дальние и, по всей видимости, не слишком любимые родственники маленького начальника из мерии. Тот сдержал свою угрозу, и прислал их Гороху – в счет оплаты за выданную им лицензию.

– Так, это что же получается, ужаснулся Горох, – выходит это не им, выходит, что это нам свинью подложили…

– Да еще какую, подтвердил Градус и с досады сплюнул на пол. – Может, вернем их обратно, предложил он шепотом Гороху. – Пока не поздно…

– Боюсь, что уже поздно, задумчиво произнес Горох, после чего обратился непосредственно к Шампиньону:

– Ну, рассказывайте, как вы докатились до такой жизни? Тот смутился, и еле слышно прошептал в свое оправдание:

– Вчера мой сын сказал, что я ни кто. И ни чего для него не значу.

– Кто ж в этом виноват, усмехнулся Горох. – А от нас то, что вам нужно?

– Я прошу Вас, Ваше Величество, все также еле слышно прошептал Шампиньон, – сделайте из моего сына человека.

– С какой это стати мне заниматься вашими проблемами, фыркнул Горох, – у меня своих забот хватает. Это для Вас он сын, а для меня он – наглая и тупая скотина. Да и Вы ни чем не лучше его, а может быть даже и хуже. Это ведь Вы, и ни кто иной, довели его до такого состояния.

– Неужели, ужаснулся доцент, – неужели ни чего уже нельзя исправить?

– Мы могли бы взять его с собой, только учтите – обратно мы не вернемся.

– Ну, что ж, вздохнул Шампиньон, – может так и впрямь будет лучше.

– Лучше! – еще пуще разозлился царь, – да что ты знаешь о лучшем? Ты, загубивший у ребенка душу, теперь готов отдать на растерзание и его тело.

– Впрочем, добавил царь, несколько остывая, – какое мне дело до вас обоих…

Взглянув еще раз на юнца, что-то там бубнившего себе под нос, в то время как решалась его судьба, Горох как-то весь поник и добавил:

– Не могу… – Без экзаменов не могу… принять… – Ответьте для начала на три простых вопроса. Вопрос первый, не слишком сложный …. Какое вино предпочитаете Вы в это время суток? Шампиньон удивленно посмотрел в глаза царю, ища в его словах скрытый подвох.

– Ну ладно, не унимался Горох, – спрошу чего-нибудь полегче… – Сколько звезд на небе? Почему вода мокрая? Отчего люди не летают как птицы? И видя, что Шампиньон ни чего не может сказать в ответ, царь заметил с усмешкой:

– Да, в теории вы не сильны, но может быть в бою проявите себя вы… – В сраженье на мечах. Но, что я вижу, – где Ваш меч? Или посмели Вы сюда явиться ко мне один – и без оружия? Идите – прочь, вон с глаз моих долой, заорал на весь перрон, разгневанный царь.

Доцент с сыном, и их гигантская свинья попятились в испуге к выходу.

Так они бы и ушли, канув в лету, и никогда бы мы больше не услышали о них, если бы не Градус. Догнав эту троицу уже у самого выхода, он схватил Шампиньона под