— Пан меня не узнает, как я вижу? Так ведь, пан Хенрик?

Если после автокатастрофы характер Хенрика Карпинского и изменился, то лишь в лучшую сторону. Он стал мягче и сдержаннее. Своей амнезии нисколько не стыдился и не пытался её скрывать, вообще не слишком переживал по этому поводу. Напротив, с большим интересом и любопытством открывал для себя этот лучший из миров, к людям всем без исключения относился доброжелательно, а к жулику шурину уже проникся симпатией.

Вот и теперь с улыбкой ответил:

— Не узнаю. Я вообще никого не узнаю. А пан кто?

— О Езус-Мария! Не называйте меня паном, мне непривычно такое слышать. Я — Тадеуш Сарницкий. Северин Хлюп, пусть ему земля будет пухом, мой отец. Даже если бы вы и узнавали всех, меня наверняка бы не узнали, потому как видели лет десять назад. А я с тех пор немного.., подрос.

— А! — одновременно вырвалось у Кристины и Эльжбеты.

Карпинский к этому времени уже усвоил, что некий Северин Хлюп, недавно скончавшийся, был его лучшим другом. А поскольку с сыном друга встречался лет десять назад, и в самом деле не обязан был того узнавать. Понятно. И радушно пригласил сына друга разделить с ними ужин.

— Вот это пиво, — стал потчевать он. — Очень хороший напиток. Советую выпить. А тебя я, похоже, и в самом деле знал когда-то давно.

— Мы недавно виделись с тобой, — « сказала Эльжбета, — на похоронах твоего отца. Хотя я тебя помню с детства. Ты, разумеется, уже позабыл, как вылил на меня ведро воды, когда мы к вам пришли в гости. А на мне были новые туфельки.

— Неужели я тогда был такой скотиной? — изумился Тадеуш.

— Да нет, ты случайно…

— Садись, садись! — приглашала и Кристина. — Ну чего жмёшься? Давай без церемоний.

— Выпей пива, — гнул своё хозяин. — Очень рад снова с тобой познакомиться.

От такого натиска скромный парень совсем потерялся, сел за стол и отдал должное пиву, хотя и был за рулём. Следует отметить, что упорное расхваливание пива вовсе не означало развивающейся в Карпинском склонности к алкогольным напиткам, просто пиво было новым открытием. Заново познавая мир, Карпинский старался особо запомнить явления и вещи, которые производили на него наибольшее впечатление, а известно, повторенье — мать ученья, вот он и повторял до тех пор, пока новое понятие не закреплялось прочно в его свежей памяти.

В гости к Карпинским Тадик Сарницкий явился по вполне конкретному поводу, но пока что ему не дали возможности его изложить. Он и в самом деле был сыном Северина Хлюпа, правда внебрачным, но признанным отцом и числящимся в документации загса как сын Халины Сарницкой и Северина Хлюпа.

Халинка Сарницкая отколола номер, породив сына в очень молодом возрасте, Севочка тогда тоже был совсем зелёным юнцом, оба несовершеннолетние. Возможно, позднее Халинка и вышла бы замуж за Севочку, если бы не её тётка. Дело в том, что Халинка обладала прекрасным голосом, могла и хотела петь, что же талант в землю зарывать? Родная её тётка, проживающая в Штатах, обещала помочь племяннице сделать ошеломляющую карьеру, при условии, что та не похоронит себя заживо, выйдя замуж за голодранца без гроша за душой и надежд на будущее. Ребёнок? Ради бога, пусть будет ребёнок, отдадим его на воспитание матери Халинки, её же тётка пригласит в Америку и там поможет стать примадонной Метрополитен-оперы.

Севочку отставили, чем он не особенно огорчился, а молодая мамаша, подкинув дитя родителям, полетела в Штаты. Там выяснилось, что на примадонну следует долго и упорно учиться, а если без учёбы — пожалуйста, тоже можно петь, но тогда не в Метрополитен, а в жалких забегаловках. Правда, для этого требовалось ещё кое-что, чего у молоденькой польки не было и в помине. Ну, скажем, изящество, грация, врождённое достоинство, их же в данном случае нашлось бы не больше, чем у стельной коровы. Не говоря уже об уме, силе воли и трудолюбии. И даже просто секс не мог её спасти, ибо в таких делах, по мнению девушки, надо быть смертельно влюблённой в партнёра, не иначе, и пытающихся попользоваться ею в эротических целях шефов Халинка без зазрения совести била по мордам, пронзительно визжа при этом. Словом, и в куртизанки не годилась.

Так промучилась Халинка несколько лет, меняя места работы и нигде надолго не задерживаясь. Тут, к счастью, тётка померла, оставив племяннице небольшое по американским меркам, но вполне приличное по польским наследство. К тому же Хлюп честно платил алименты на сына. Поэтому, когда блудная певица вернулась в родительский дом, денег вполне хватало на безбедную жизнь трех человек: самой Халинки, её овдовевшей к тому времени матери и уже пятнадцатилетнего Тадеуша.

Все эти пятнадцать лет мальчик жил у деда с бабкой, воспитывался нормальным ребёнком, не в роскоши, но и не в бедности. Время от времени встречался с отцом, и между ними установились хорошие отношения, несмотря на яростное противодействие Богуси. А потом из-за океана вернулась поющая мать и началась свистопляска. Халинка и без того не отличалась особым умом, а теперь и последних его остатков лишилась, растеряв их за долгие годы тщетных усилий сделать карьеру великой певицы, абсолютно ей противопоказанную по всем статьям. Зато приобрела замашки оперной дивы и на полученное от тётки наследство перестроила родительский домик в одном из пригородов Варшавы, соорудив на редкость паскудное строение с башенками, полукруглой аркой и пузатенькими колоннами. Внутри, правда, цивилизация была представлена в полном объёме. Ещё Халинка купила себе иномарку и почила на лаврах. Она занималась делом: воспитывала сына.

Не прошло и года, как овдовевший сосед-сантехник узрел в ней чудо природы и сумел затащить это чудо к алтарю. И откровенно говоря, только тогда Халинка, созданная для семейной жизни, первый раз оказалась на своём месте. Халинка родила сантехнику двух детей и стала нормальной женой, матерью, хозяйкой дома. И все получалось, хотя нагрузка была немалой, все-таки четверо детей: собственный сын Тадеуш, дочь сантехника от первого брака, немного моложе Тадика, и двое общих. Из Халинки вышла отличная домашняя хозяйка, а если иногда за работой — например, моя посуду или гладя бельё — она напевала, все слушали с удовольствием, а случайные прохожие даже останавливались под окнами.

Жизнь Тадика складывалась непросто, мальчик рос практически сиротой при живых отце-матери, хотя дед с бабкой по-своему о нем заботились. Парень не озлобился, не ударился в беспризорщину, короче, не сбился с пути. Не ссорился с бабкой, не заважничал после возвращения богатенькой и взбалмошной мамаши, не возненавидел сантехника, не обижал младших детей и даже не сбежал из дома. Неплохо закончив школу, он пошёл учиться дальше. С сантехником он даже подружился и не без его влияния специализировался в вузе по водопроводной части. Проживал он с мамулей, бабу лей, сантехником и прочими детьми в той самой архитектурной страшилке с башенками, где им было уже тесновато. Не желая пребывать в одной комнате с бабулей, парень оборудовал с помощью отчима комнатку на чердаке. К сожалению, мечтать об увеличении жилплощади не приходилось, ибо Халинка давно растранжирила тёткино наследство, а её муж продал свой скромный домик, переезжая к новой жене.