Когда солнце скрылось за низкими облаками и вдруг тотчас же ощутимо похолодало, женщина наконец отвернулась от окна и отступила вглубь комнаты, в которой ярко горели светильники. Она чувствовала запах смолы, видела, как языки пламени танцуют на сквозняке. Между двумя ткаными коврами, выполненными в темно-красных, фиолетовых и темно-коричневых тонах, висело золотое распятие. Зоя подошла и встала перед ним, глядя на искаженное мукой лицо Христа. Фигура была выкована с невероятным мастерством: каждая складка на набедренной повязке, каждая мышца, лицо, изможденное от боли, – все было выполнено безупречно.

Зоя осторожно потянулась к распятию и сняла его с крючка. Ей не нужно было на него смотреть, она и так знала каждую линию, каждый изгиб этого произведения. Женщина нежно, осторожно ощупывала распятие, словно лицо любимого, – хотя на самом деле ею двигала не любовь, а ненависть: она снова и снова представляла, как будет мстить, изощренно, медленно и жестоко.

Вверху, над фигурой Христа, был изображен герб семьи Вататзес, правившей Византией в прошлом. Он был зеленого цвета, с золотым двуглавым орлом. Над каждой головой была серебряная звезда. Когда пришли крестоносцы, Вататзесы предали Константинополь – бежали из захваченного города, забрав с собой бесценные иконы, но не для того, чтобы спасти их от латинян, а чтобы выгодно продать. Они удирали, как трусы, грабя святилища и бросая на землю то, что не могли унести.

На правой руке Христа был герб семьи Дукас. Они также были в свое время у власти. На их гербе на синем поле были изображены имперская корона и двуглавый орел с серебряным мечом в каждой лапе. Дукасы тоже оказались предателями: грабили ограбленных, лишившихся дома и беспомощных. В свое время и они узнают, что такое муки голода.

На левой руке был герб Кантакузенов, венценосной семьи, правящей до сих пор; их герб – золотой двуглавый орел на красном поле. Алчные святотатцы без стыда и чести. Они будут расплачиваться за это до четвертого колена. Константинополь не простит поругания своей души.

Посредине был герб самого мерзкого из всех, венецианского дожа Дандоло – простой ромб, разделенный по горизонтали на две части, сверху белая, внизу – красная. Именно дож Энрико Дандоло, девяностолетний слепец, стоял на носу головного корабля венецианского флота, прибывшего, чтобы захватить, разграбить, а после – сжечь Царь-город. Когда никто из его приспешников не решился первым ступить на берег, незрячий старец спрыгнул на песок и двинулся вперед. Семья Дандоло будет расплачиваться за это, пока шрамы пожарищ не исчезнут с камней Константинополя.

Зоя услышала, как кто-то позади нее откашлялся, прочищая горло. Это была Фомаис, ее чернокожая служанка с коротко остриженными вьющимися волосами и грациозным гибким телом.

– В чем дело? – спросила Зоя, не отрывая взгляда от распятия.

– К вам пришла госпожа Елена, – ответила Фомаис. – Попросить ее, пусть подождет?

Зоя аккуратно повесила крест на стену и отступила, чтобы им полюбоваться. За годы, прошедшие после ее возвращения из изгнания, она сотни раз вешала его на стену, и всегда идеально ровно.

– Не торопись, – ответила она. – Принеси ей вина, а затем приведи сюда.

Фомаис ушла, чтобы исполнить приказание. Зоя хотела заставить Елену подождать. Ей не следует являться сюда по собственной прихоти, думая, что ее тотчас же примут. Елена была единственной дочерью Зои, и мать с колыбели лепила ее характер. Как бы Елена ни старалась, она никогда не сможет перехитрить мать.

Спустя несколько минут Елена тихо вошла в комнату. Ее лицо было сердитым. Слова были почтительными – слова, но отнюдь не тон. Как и полагалось, она по-прежнему носила траур по убитому мужу, поэтому с некоторым раздражением воззрилась на янтарную тунику матери. Складки одеяния подчеркивали высокий рост Зои, которым сама Елена похвастаться не могла.

– Добрый вечер, мама. Надеюсь, ты в добром здравии?

– Все хорошо, спасибо, – ответила Зоя с легкой снисходительной улыбкой, лишенной теплоты. – Ты слишком бледна. Но траур для того и предназначен. Недавно овдовевшая женщина должна выглядеть так, словно только что плакала, даже если на самом деле это неправда.

Елена проигнорировала это замечание.

– Ко мне приходил епископ Константин.

– В этом нет ничего удивительного, – ответила Зоя, изящно опускаясь на скамью. – Учитывая статус Виссариона, навещать тебя – его обязанность. Если бы он этого не сделал, это было бы упущением с его стороны. Он сказал тебе что-нибудь интересное?

Елена отвернулась, и теперь Зоя не видела ее лица.

– Епископ попытался разузнать, как много мне известно о смерти Виссариона. – Дочь бросила на Зою быстрый красноречивый взгляд. – А что я могла ему сказать?! Глупец! – еле слышно добавила она, и мать услышала в ее голосе страх.

– У Константина нет выхода: он вынужден выступать против союза с Римом, – резко ответила мать. – Епископ евнух. Если Рим захватит власть, он потеряет свое влияние. А если Константин останется во главе православной церкви, тебе многое сойдет с рук.

– Это цинично, – распахнула глаза Елена.

– Такова реальность, – ответила Зоя. – Главное, что это разумно. Мы византийцы, никогда не забывай об этом, – строго произнесла она. – Мы – сердце и мозг христианства, светоч мудрости всего цивилизованного мира. Утратив собственную идентичность, мы потеряем смысл жизни.

– Знаю, – ответила Елена. – Вопрос в том, знает ли об этом Константин? Чего он на самом деле хочет?

Зоя посмотрела на нее с презрением:

– Разумеется власти.

– Он евнух! – выплюнула Елена. – Давно миновали дни, когда евнух мог стать императором. Неужели Константин настолько глуп, что не осознает этого?

– В трудные времена мы обращаемся к тому, кто, по нашему мнению, сможет нас спасти, – тихо произнесла Зоя. – Не забывай и об этом. Константин умен, и он нуждается в любви. Не недооценивай его, Елена. Он, так же как и ты, падок на лесть, но смелее тебя. А ты сможешь польстить даже евнуху, если используешь свой ум так же, как женские прелести. На самом деле было бы замечательно, если бы, общаясь с мужчинами, ты в первую очередь использовала мозги.

Щеки Елены вспыхнули.

– Это говорит мудрая и добродетельная женщина, которая слишком стара, чтобы пользоваться другими средствами, – усмехнулась она.

Елена провела руками по тонкой талии и плоскому животу и расправила плечи, чтобы подчеркнуть свои соблазнительные формы.

Насмешка дочери больно ужалила Зою. При взгляде в зеркало собственные подбородок и шея ее раздражали, верхняя часть предплечий и бедра уже утратили упругость, которую сохраняли еще несколько лет назад.

– Пользуйся красотой, пока можешь, – ответила Зоя. – Больше у тебя все равно ничего нет. А с твоим-то ростом, как только ты прибавишь в талии, сразу же станешь квадратной, и твои груди улягутся на животе.