Осмотревшись, послушал, не идет ли кто сверху или снизу. Вадик натянул пониже рукав куртки, осторожно взялся за ручку и открыл дверь. Вошел, закрыл дверь, какое-то время стоял, слушая бешеный стук своего сердца и привыкая к темноте, царившей в прихожей. Потом ткнул в выключатель локтем. Сощурился от яркого света лампочки, мотающейся на гнутом шнуре. Огляделся.

Прихожая как прихожая. Деревянная вешалка с тремя крючками. На одном болтается спецовочная куртка. Он проверил карманы. Ничего. Пусто. Ни бумажки, ни старого трамвайного билета. Ни табачной крошки. Под вешалкой мужские матерчатые тапки, разбросанные в беспорядке. Обувная полка, совершенно пустая, без следов пыли или разводов от грязной обуви, которая тут могла стоять еще вчера. Старое зеркало левее вешалки. И все. Больше в прихожей ничего не было. Старый линолеум в мелкую клеточку не был застелен ковром и будто бы тщательно вымыт.

Харламов нацепил на ноги бахилы, которые взял специально, зная, что полезет в квартиру Устинова. Пошел дальше. Ванная комната с пустой, вымытой до блеска полкой. Ни полотенец, ни зубной щетки – ничего. Пол чистый, ванна тоже. В санузле такая же стерильная чистота. Кухня встретила пустым, распахнутым настежь отключенным холодильником. Пустые полки, пустая сушка. Даже тарелок не было! Вилки с ложками тоже отсутствовали. В единственной комнате стояли диван с незапятнанной обивкой, старомодный шифоньер с пустыми полками, полированный стол и два стула. Все! Даже штор не было.

– Это о чем нам говорит, Харламов? – задал сам себе вопрос Вадик, растерянно осматривая квартиру еще раз. – Что он тут не жил, этот мерзавец. Собрать все вещи и вывезти их отсюда за вчерашний день или минувшую ночь он не смог бы!

Его догадки подтвердила Вера из сороковой квартиры с четвертого этажа, вернувшись через час с покупками из супермаркета, расположенного в двух кварталах от дома.

Все это время Харламов бродил по двору, лазил по кустам, в которых нашли Ларису, и не поленился пройтись заросшей тропинкой, плутающей между гаражами. Потом, вымокнув под дождем, он влез в машину, включил печку и стал ждать.

Почему-то он сразу узнал в пышнотелой молодухе, широко шагающей через лужи, ту самую бесстыжую Верку, которая все про всех знала и не раз навязывалась Устинову.

– Простите, – окликнул ее Харламов, которому жуть как не хотелось вылезать из теплого нутра машины снова под дождь. – Вы Вера? На четвертом этаже живете в этом вот подъезде?

– Допустим, – кивнула она, не переставая шагать.

Ее взгляд резво прошелся по Харламову. Оценил его высокий рост, крепкую фигуру, особо тщательно ощупывал его лицо с высокими скулами, восточным разрезом глаз, тонкогубым ртом.

– Кочубей! – вдруг выдала Вера, жадно облизнув полные губы. – И чего тебе, Кочубей?

– Почему Кочубей? – улыбнулся Харламов.

– На монгола похож, – уточнила она и протянула ему два огромных пакета, которые несла.

Харламов послушно взял ношу и пошел за ней. У самого подъезда Вера обернулась на него и внесла уточнение:

– На красивого монгола похож, гражданин начальник. Ты ведь мент, так?

– Мент, – кивнул Харламов ей в спину.

– Из-за женщины тут, которую утром нашли? – Она широко шагала к лифту.

– Из-за женщины.

Он вошел следом за ней в кабину, и ему тут же стало тесно от ее пышного тела, которым она сразу же принялась его теснить в угол кабины лифта.

И правда бесстыжая! Он даже покраснел под ее пристальным алчным взглядом.

– Не бойся, Кочубей, приставать не стану, – хохотнула Вера утробно, выпуская его из лифта впереди себя. – А вот чаем напою. Губы-то от холода посинели совсем. Двор обыскивал, что вымок так?

– Пытался. Только…

– Только бесполезное это занятие, – кивнула она, опережая его с ответом, открыла дверь своей квартиры. – Входи, Кочубей!

Хорошо, не слышал никто, иначе бы прилипло, решил он, снимая по ее требованию ботинки в прихожей, выстеленной серым ковром. Монголом его в последний раз называли в третьем классе. И тому, кто посмел, это стоило разбитого носа.

– Иди в кухню, я щас переоденусь. Пакеты поставь на стол, – командовала Вера из своей спальни, громыхая дверцами шкафов и шурша одеждой. – Чайник поставь, закипает, зараза, долго. Я щас…

Харламов послушно поставил пакеты на круглый стол, накрытый скатертью, налил полный чайник, поставил на огонь. Сел к столу, не снимая куртки. Кухня была просторной, модной, обжитой. Не то что у Устинова. Здесь жили, готовили, питались, принимали гостей. Подвешенных за ножки фужеров под навесным шкафом Харламов насчитал восемнадцать штук.

– Вот и я.

Вера вплыла в кухню в теплом мохнатом домашнем костюме, делающем ее похожей на огромную овцу. Мелкие кудряшки ее прически и глуповатая улыбка довершали впечатление.

– Так, значит, не нашел ничего, начальник, во дворе-то?

Она села напротив Харламова за стол, не сделав попытки накрыть его к чаю. Может, что-то такое уловила в его взгляде?

– Не нашел.

– А что можно найти, если ваши там стадом прошлись. Тоже мне, сыщики! Все перетоптали, с людьми не поговорили и свалили. Ищи следы теперь. Да дождь третий час моросит! – возмутилась Вера. – Собака опять же баб-Нюрина эти кусты облюбовала, тварь такая. Гадит там и гадит. – И вдруг без перехода: – Кто была тебе эта женщина, Кочубей? Любовница, подруга?

– С чего вы решили?

Он растерялся. Неужели заметила, как его передернуло при рассказе о собаке? Неужели так обнажилась его боль, стоило представить бедную Ларису, пролежавшую мертвой в загаженных собакой кустах?

– Она была моей начальницей, – обронил он глухо следом. – И просто очень хорошим человеком.

– Ты с ней не спал? – со странной ревностью в голосе перебила его Вера.

– Нет. А почему вы спрашиваете?!

– Ну… Просто она… Красивая была, эффектная. – Губы Веры сложились недовольно. – И к мужикам клеилась.

– Что-о? – Харламов начал медленно вставать, еще мгновение – и он точно не сдержался бы и тряхнул как следует эту бабу в странном овечьем наряде. – Вы чего несете, Вера?!

– А что! – Она сердито поджала губы, глянула на него из-под овечьих кудряшек, густо рассыпавшихся по лбу. – Она же к Сереге вчера на свиданку пришла? Пришла. Ждала, стояла у подъезда, пока он подойдет. Все звонила и звонила ему. А он не отвечал чего-то. Ко мне еще с вопросом сунулась. Где он, говорит, может быть? А я ей в лоб – не слежу за вашими мужиками, милочка!

– А она что? – скрипнул зубами Харламов, дотянулся до газовой вертушки, выключил нервно свистнувший чайник. Угощаться он тут точно не станет.

– Она странно так посмотрела на меня. – Вера попыталась изобразить удивление Ларисы. – И снова столбом встала у дверей подъезда. А мне даже интересно стало. Думаю, чем это ее этот старый плешивый пень так заинтересовать мог? Честно? Даже подумала, что она по вызову!