Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последовала пауза; Санёк опять потёр нос.
— И дальше? — Наконец, спросил Дима.
— А что дальше? То, что ты видишь. Всё население согнали в фильтрационные лагеря. Везде действует комендантский час и запрет на свободное передвижение. Нарушителей расстреливают на месте. Всю планету прочёсывают мелкой гребёнкой.
— Тебе, получается, удалось сбежать?
— Не совсем так, — ответил Санёк, — я действовал по совершенно секретному, специально разработанному на такие случаи плану. В нашей стране только я один умел ходить по тропам, вот его под меня и составили. Я служил… — он запнулся на мгновение, но потом твёрдо продолжил, — служу в особом подразделении. Его специально для меня создали.
— А они, — Дима кивнул на Таню и Колю, — тоже с тобой служат? Тоже по тропам умеют ходить?
— Нет, что ты, — улыбнулся солдат, — иначе бы их точно со мной служить взяли, не посмотрев на возраст. Они тут, в терминале, во время депортации от родителей отбились. Забились в багажном, и просидели до вечера — когда выходить уже поздно было, их расстреляли бы. Так что пришлось спасать. Конечно, будь моё руководство на связи мне бы вряд ли разрешили раскрыть себя, а так… я теперь сам волен принимать решения, в зависимости от обстоятельств. Так что, формально, никаких нарушений.
— Ясно, — кивнул Дима, — в общем, ты умеешь ходить по тропам. А сможешь меня домой вернуть, если уж выдавать меня не собираетесь? — Спросил он с надеждой.
— Не смогу, — Коля почесал нос, — я сам больше не могу ходить на тропы.
— Почему? — разочарованно спросил Дима.
— Моя кошка умерла пару месяцев назад, — вздохнул он, — возраст, стресс… Будь ветеринарная помощь доступна, она бы еще протянула, наверное, а так… — Дима отметил, что у парня на глазах проступили слёзы.
— Любил её?
— Конечно, — Санёк кивнул, — иначе никогда на тропы бы не попал. И ты своего Барса тоже любишь сильно. Иначе никак.
— Люблю, — согласился Дима.
— Поэтому не я, а ты с Барсом нас в свой мир приведёте. Заодно мы оставим доказательства, что тебя тут больше нет — возможно, так они прекратят вторжение, и мы кучу народа спасем.
Глобус
Дима был достаточно странным, чтобы оказаться в зоне риска. Не будь в их классе Глобуса — это его могли бы начать травить. Наверное, в глубине души он всегда это понимал, и, несмотря на показное равнодушие и независимость, всегда боялся этого.
Вот и сейчас он был в толпе обступивших несчастного; смеялся вместе со всеми, вставлял обидные словечки. Ему это, в отличие от большинства, не доставляло никакого удовольствия — но и просто отойти в сторону он не мог. Это бы сразу заметили. Очень скоро начались бы разные подкаты, подножки, приколы, и прочее — он бы чихнуть не успел, как оказался бы в самом низу школьной иерархии.
На миг их взгляды пересеклись; безнадежное страдание в светло-голубых глазах Глобуса неприятно резануло Диму, и он поспешил отвести взгляд. Но не ушёл, и продолжал тупо подхихикивать толпе. Даже сделал пару тычков — не сильно, но чтобы другие тоже видели, что ему не слабо; что он тоже способен сделать больно.
— Ну чё, ложиться сразу, — осклабился Макс, главный заводила коллективной травли их класса, по совместительству спортсмен, и самый здоровый парень, — накосячил — так хоть каплю самоуважения имей!
— Это не честно, — неожиданно прошептал-простонал сквозь стиснутые зубы Глобус.
— Стоп-стоп-стоп! — Широко раздвинутыми ладонями Макс прервал экзекуцию, — это что — не честно? Место чужое занимать — не честно? Ты бы пояснил, а?
— Всем на одного — не честно, — выдавил из себя Глобус.
Макс поднял ногу, как будто собираясь ударить; Глобус рефлекторно закрылся руками. Толпа прыснула.
— Ну чё, — Макс поставил ногу на место, и принял боевую стойку, — один на один хочешь? Чтобы честно было? Давай один на один со мной! Остальным не вмешиваться! Все слышали?
Толпа закивала и одобрительно загудела.
— Поднимайся! Даю тебе пять секунд, и пробиваю нокаут! Слышал? Раз! Два!
Глобус сгруппировался, попытался подняться, опираясь нетвёрдой рукой, и неловко завалился на пятую точку. Толпа заржала.
— Стоп! — Макс, уже напружинившийся для удара, неожиданно остановился, — есть идея получше! — он внимательно обвёл взглядом толпу, и вдруг остановился на Диме; у того сердце ушло в пятки, — вот ты! — палец Макса уперся Диме в грудь, — у вас одна весовая категория. Назначаю тебя своим представителем, будешь отстаивать честь класса!
От неожиданности Дима часто-часто заморгал, хотел что-то возразить, но нужные слова никак не находились.
— Завтра. В это же время, — безжалостно продолжал Макс, — на этом же месте. Поединок! Всё честно и по правилам, до первой крови! Собираемся так, чтобы…
Окончание фразы Дима не расслышал из-за шума в ушах.
Закат вышел красивым: пурпурный перламутр подсвечивал город торжественными сполохами. В хрустящем от свежести воздухе зажигались яркие звезды. Пахло весной. В такую погоду хорошо мечтать: любые планы кажутся выполнимыми, после волшебной ночи настанет не менее волшебное завтра.
Вот только у Димы на душе было мерзко. Мысли метались в голове по замкнутому кругу: «Меня выбрали защищать честь. Это почётно! — Бред. Меня выбрал этот козёл, потому, что я следующий кандидат. Хочет посмотреть бой морских свинок. — Да, но остальные-то всё равно смотрят не так — если я наваляю Глобусу, я буду крут! — Нет, не буду. Я буду полным козлом…» Из этой ловушки не было выхода. Отказаться драться? Это означало автоматически занять место Глобуса. Настроиться на бой, побить невиновного слабого парня, ещё и по указке подонка? Мерзко… Где-то в глубине души Дима всегда считал себя супергероем: добрым, справедливым, мудрым. Отсутствие супер-способностей — это временно, главное ведь внутренние качества, чтобы в нужный момент, когда придёт время, быть готовым… А если он завтра пойдет на этот нечестный и неправедный бой — всё, он больше не будет готовым, никогда. Никакие супер-способности не сделают его супергероем. Только суперзлодеем: однажды оступившимся, и выбравшим не ту сторону.
— Попал я, Барс, — он по привычке вслух обратился к коту. Они вдвоём сидели на скамейке в парке, провожали закат. Велосипед стоял рядом, прислонённый к поручню, — что делать-то, а?
Вместо ответа кот поднялся, грациозно выгнул спину, издал странный звук — что-то между зевком и рыком — и уткнулся ему