Это дело должно было стать определяющим. Это не мое слово, чтоб вы понимали. Это генерал так ругался.

Определяющее, сказал, задание. После него будет приниматься решение.

Я привычно кивнул и поперся работать.

Какое решение, кто его будет принимать и куда меня определять… Да хер его знает. От них никогда ничего в простоте не получишь.

А мне, по сути, и не надо ничего.

Я — простой пес на службе государевой. Привык к этому, ничего другого не видел, да и не особо хочу видеть. Все устраивает, все нравится.

Кроме вот таких моментов… Когда жутко хочется Клубничку. А не укусишь…

А знаете, что такое «башкой по обуху»?

Это когда ты, дебила кусок, когда-то, в прошлой жизни наступил себе на горло, яйца, душу… На все, что так некстати шевельнулось при встрече с одной сладкой Клубничкой, решил освободить ее от своего присутствия…

Ну, хотя бы после того, как умудрился феерически налажать. Прекрасно понимая, что влезать в жизнь чистой девочки не стоит, заделался эгоистом и влез.

А потом хватило ума свалить, пока не наделал дел.

И через четыре с половиной года узнать, что дел ты таки наделал.

Вот в такой момент надо разбежаться — и башкой по крепкому обуху! И, желательно, не топора, а чего-нибудь помощнее. Чтоб нормально так попало. И мозги твои тупые через уши вытекли…

Сегодня днем меня такое желание посетило.

Когда анкету смотрел Кати-Клубнички. Возраст дочери ее, Софии… Антоновны… Блять!!! Прикидывал.

Прикидывал, а в глазах темнело. И сердце чего-то болеть начало, да сильно так, муторно. Подумалось, что это будет прикольно, если коня двину прям на рабочем, мать его, месте.

И не увижу, на кого похожа Катина дочь…

Я считал, сбивался, как дурак, прибавлял девять месяцев, и они у меня, суки, не прибавлялись! В итоге, позорник, открыл калькулятор на телефоне…

Ну и все сошлось. По срокам, по крайней мере.

Да и по ощущениям моим диким.

Потому что… Ну не могла Клубничка сразу после меня, после того, что у нас было, прыгнуть в койку к другому. В тот же месяц. Утешиться. Не была она похожа на женщину, утешающуюся подобным образом.

А значит, что?

А значит…

Значит, Зубов, ты — мудила. Тупое, здоровенное бревно. Не зря тебя белобрысая бестолочь, которая теперь Клубничкина подружайка, так обзывала. А еще псиной обзывала, мелкая сучка… Обидно так. Но тоже верно.

Бревно я и псина на службе государевой.

Так радостно свалил за горизонт, оставил свою сладкую Клубничку одну, разгребать то, что наворотил.

И, наверно, не надо даже думать, что в нее не кончал, что шансы невелики… Велики они, шансы.

Потому и Клубничка волком при встрече смотрела. И не шла на нормальное общение.

Обиделась… Имеет право.

Я бы…

Да ну нахер!

Очень сильно хотелось пойти прямо сейчас, вытащить ее из-под Хохловской руки и порасспросить… Вернее, даже не так.

Удостовериться.

Просто лишний раз. Дать возможность самой сказать. Не переть буром, а предоставить свободу выбора. Оповестить об изменении статуса. Ну а потом уже все остальное.

Что именно «остальное» и как договариваться, я не представлял, наивно считая, что буду действовать по ситуации.

Начнет Клубничка морозиться и возмущаться, буду разговаривать.

Начнет отмалчиваться, буду заставлять… Говорить. Применять нестандартные методы. Вернее, стандартные, но на камеры их не применишь.

А значит, надо место найти поспокойнее…

А пока что дать возможность поработать Клубничке. Успокоиться, прийти в себя. Ее тоже нехило так встряхнула наша встреча.

И нет, думать о том, что ее могло бы и не случиться, этой встречи, я не собирался.

Она случилась.

И это хорошо.

Теперь будем работать с тем, что имеется.

Я набрался терпения, загрузился работой по основному профилю. И все ждал, когда Клубничка завершит рабочий день и процокает каблучками по мрамору вестибюля. Выйдет на улицу, направляясь в сторону метро.

А у метро я ее буду ждать. Я и мой служебный гелик.

И вот как назло, когда долго ждешь чего-то, оно происходит в самый неожиданный момент.

Меня отвлекли подчиненные, пришлось спускаться на минус третий, решать вопросы рабочего характера… И всего-то на пятнадцать минут отлучился, а Клубничка успела выкатиться из здания и спелой ягодкой запрыгнуть в метро!

Пришлось еще задержаться, с досады накрячил тех, кто мне помешал в слежке, обрадовал их дополнительными сутками, чтоб не отвлекали начальство от важных дел.

И рванул следом.

Катя могла ехать только в гостиницу, куда Центр селил командировочных.

И я очень надеялся, что она все же там.

И очень надеялся на нормальное развитие беседы.

И зря.

Катя так быстро указала мне на дверь, что я даже и не понял, как развернулся и пошел.

Злой и напряженный.

И только у порога уже нашел в себе силы задать главный вопрос. Получилось водевильно, но — черт! — я не специально. Не умею с женщинами серьезно. Урчать на ушко, соблазняя, говорить глупости, чтоб в койку затащить… Это легко. Это все умеют.

А смотреть в глаза, карие, глубокие, ощущать крышесносный клубничный аромат, ставший, как мне показалось, даже еще насыщенней, понимать, что хочу ее, страшно, дико хочу, как маньяк… И одно, самое маленькое ее движение мне навстречу… И все. Снесет же нас ураганом похлеще, чем в первый раз! Там я еще мог сопротивляться. Сейчас — нет.

И отвечать на вопросы… Незаданные, незаданные, сука, вопросы! И не отвечать! Потому что… Нихрена же нет ответов!

Вот это тяжело.

Вот это убивает.

Все силы забирает.

И потому да.

Отправила вон, я развернулся и пошел.

И лишь на пороге…

Катя молчит.

Спиной ощущаю ее горящий взгляд, горький такой, болезненный. Для меня. Потому что — насквозь. До сердца.

Соврет? Правду скажет? Или… Или эта правда будет… Неправильной для меня? И не от меня у нее девочка Софья с отчеством Антоновна…

— Твоя, Зубов.

Пол все-таки дрожит под ногами. И дерево двери подозрительно скрипит… С недоумением перевожу взгляд на свои белые пальцы на ручке. Надо разогнуть. Сломаю же. Собственность Центра…