Наконец глаза перестало резать. Я осторожно отвел ладони и замер от изумления. Я стоял на вершине горы! Не на какой-то там завалящей горочке, с которой я привык кататься на лыжах в Вермонте, нет. Эта гора напоминала Эверест. Может, она и не была такой огромной, как Эверест, но мне казалось, будто я стою на крыше мира. Вокруг вздымались снежные горы, и лишь далеко внизу виднелась большая зеленая долина. Но путь, который нужно было проделать, чтобы попасть туда, был долгим и трудным. Это было ясно с первого взгляда.

В моей голове вертелся один вопрос: «Где я, черт возьми, нахожусь?» Хороший вопрос, вот было бы здорово, если было кому его задать. Я решил вернуться в темноту пещеры и хорошенько подумать о том, что мне делать дальше. У входа в пещеру, подобно сталактитам, торчало несколько желтоватых гладких камней. Или подобно сталагмитам? Никак не запомню, что из них торчит, а что свисает. Эти торчали и заострялись на конце. Понятия не имею, что это такое, но очень уж они напоминали надгробные плиты. Отгоняя от себя невеселые мысли, я поплелся сквозь сугробы к пещере.

И тут я увидел самую странную вещь в своей жизни. Из-за края пещеры всходило солнце. Но ведь я только что жмурился, стоя спиной к пещере! Как это так? Я принялся дико озираться, чтобы удостовериться в том, что солнце на небосводе одно. Но их было три! Марк, на небе было три солнца, я тебе клянусь! Я помотал головой, пытаясь отогнать наваждение, но наваждение никуда не делось. Три солнца. В голове у меня была каша. Я не знал, что и думать. Единственное, что я понимал четко, — это не Китай.

Я стоял на вершине горы, в снегу, в промокающих ботинках, в полном одиночестве и созерцал три слепящих солнца. И не стыжусь признаться — я очень хотел к маме, хотел сидеть перед телеком и вяло бороться с Шэнон за право обладания пультом, хотел мыть автомобиль с папой, хотел играть с тобой в кегли. Я хотел домой, но это было невозможно, хоть плачь. Что я и делал. Я плакал.

И снова я услышал доносившиеся из пещеры беспорядочные музыкальные трели, с которыми меня втянуло и вытолкнуло из тоннеля. Кажется, кто-то сейчас будет здесь. Дядя Пресс! Кто же еще? В диком восторге от того, что кончилось мое одиночество, я побежал к пещере. Но тут мой мозг пронзила другая мысль. А что если это не дядя Пресс? Что если это тот парень, Святоша Дэн? Последний раз, когда я имел удовольствие общаться с этим пижоном, он стрелял в меня. И, должен сказать, это совсем не то же самое, что в кино или когда в вас стреляют в видеоигре. Видеть направленное на тебя дуло пистолета в реальной жизни жутко. Я все еще чувствовал боль от царапины на шее, оставленной осколком кафеля.

Что делать дальше, я не знал, и поэтому остановился посередине пещеры. Кто бы там ни прибыл, он вот-вот выйдет из тоннеля. Дядя Пресс или Святоша Дэн? А может, это те отвратительные собаки, которые преследовали меня? Кто там? Друг или враг?

— Бобби?

Это был дядя Пресс! Он вышел из тоннеля в своем неизменном кожаном пальто, развевающемся у самых щиколоток. Вот он. Я прижался к его груди, как малое дитя. Я обнимал его и чувствовал, что счастлив от того, что мой самый любимый парень на свете цел и невредим, что он вырвался из лап Святоши Дэна, и что я теперь не один.

Это безмерное чувство радости и благодарности переполняло меня целых три секунды. А потом, когда ожидание неминуемой гибели отошло на второй план, я припомнил, кто втянул меня в эту историю. Только один человек нес ответственность за мое пребывание здесь. Дядя Пресс. Он, кому я доверял, кого я любил, кем восхищался. Он, который вырвал меня из привычной жизни, и по вине которого меня чуть не убили, по крайней мере, раз восемь.

Я изо всех сил оттолкнул его. Мне хотелось, чтобы он шлепнулся на землю. Но, как я уже говорил, дядя Пресс был силен. И все мои действия напоминали жалкие попытки свалить стену. В результате я потерял равновесие и плюхнулся в снег.

— Что, черт возьми, происходит? — орал я, вставая и изо всех сил стараясь не выглядеть идиотом.

— Бобби, я понимаю, что ты удивлен…

— Удивле-е-ен? Слабо сказано! — Я рванулся ко входу в тоннель и принялся вопить в темноту. — Дендурон! Дендурон! — Я бы сказал, что угодно, лишь бы уйти отсюда. Но тщетно. Ничего не случилось.

— Это и есть Дендурон, — сказал дядя Пресс. — Мы уже на Дендуроне.

Можно подумать, он так все объяснил, что мне сразу стало понятно!

— Ну ладно. — Я заглянул в тоннель и крикнул: — Земля! Нью-Йорк! Метро! Домой! — Я побежал к тоннелю, надеясь, что музыкальные переливы подхватят меня и перенесут туда, куда мне нужно. Но ничего подобного не произошло. Я обернулся к дяде Прессу.

— Я не спрашиваю тебя, где нахожусь, — говорил я, стараясь не выдавать своей паники. — Не спрашиваю, как это могло случиться. Я хочу лишь одного — чтобы ты вернул меня домой! Домой!

Дядя Пресс смотрел на меня и молчал. Он понимал, как я был напуган и зол, поэтому, видимо, тщательно подбирал слова. К сожалению, это не помогло, и его слова были неутешительны.

— Бобби, ты не можешь вернуться домой. Сейчас ты принадлежишь этому миру.

Ба-бах! Словно взрыв в мозгу. Я отшатнулся от дяди Пресса. Что делать? В голове все смешалось еще больше. Хотелось плакать, скандалить, орать на него. Хотелось очнуться от этого кошмара.

Дядя больше ничего не говорил. Он лишь молча наблюдал за мной и ждал, когда я приду в себя. А я, ошеломленный этой бессмысленной, запутанной информацией, выдавил из себя один-единственный простой вопрос:

— Почему?

— Я тебе уже говорил. Тут, на Дендуроне, есть люди, которым нужна твоя помощь, — медленно, с расстановкой, будто разъясняя глупому маленькому ребенку очевидную истину, ответил дядя.

Его тон взбесил меня еще больше. Я закричал:

— Но я не знаю этих людей! Почему, собственно, я должен думать о них? Мне сейчас больше хочется о себе позаботиться! Я хочу домой! Что тут непонятного?

— Я все понимаю, Бобби. Но это невозможно, — ответил он твердо.

— Ну почему? Что это за люди такие важные? И вообще, где мы? Где он находится, этот твой Дендурон?

— Трудно объяснить так сразу…

— А ты попробуй, — огрызнулся я. Я был сыт по горло всей этой мистикой.

Дядя Пресс присел на выступ скалы и, видимо, приготовился разъяснить мне всю эту историю.

— Мы находимся далеко от Земли. Но Дендурон — не другая планета в нашем с тобой понимании. Это территория. И Земля — это тоже территория.

— Территория, планета — какая разница? Слова разные, а обозначают одно и то же.

— Нет, не совсем так. На космическом корабле долететь от Дендурона до Земли невозможно. То есть если ты вылетишь отсюда и полетишь в то место, где должна быть наша планета, то ты ее там не найдешь. Во всяком случае, в привычном нам смысле. А вот если перемещаться по каналу…

— По каналу? — переспросил я машинально.

— Да, сюда ты прибыл через канал. Когда ты путешествуешь по каналу, ты перемещаешься не только в пространстве, но и во времени. Это трудно осмыслить, но ты потом поймешь.