Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдали, на крыльце кондитерского магазина «Сокровища Буратино» шевелилась темная толпа, наверное, в магазин завезли немного конфет с одной из городских шоколадных фабрик.
— Два два три, ответь Соколу, два два три, Соколу ответь.
— Паша, не спи, это нас вызывают
Точно, я уже забыл, кто я есть в эфире.
— Два два три, слушаю тебя Сокол.
— Два два три, на Тунгусской в вино-водочном драка, просят помощи.
— Понял тебя, сейчас подойдем.
Когда мы подошли к вино-водочному, драки уже не было. У входа бушевала толпа человек в триста, над которой густо висела тяжелая туча мата. Наиболее ярые и активные, плотно прижавшись к входным дверям, яростно трясли широкие деревянные ручки, выкрикивая, что магазин должен быть пятнадцать минут как открыт. За стеклом дверей, которое, кто-то умный, защитил металлической решеткой, стояли два грузчика, которые с равнодушными лицами показывали знаками, что пока толпа не отойдет от дверей и не изобразит очередь, калитку в мир волшебных радостей никто не откроет.
— Олег, на рацию и дай мне палку. Сам постой в сторонке, если меня будут бить, вызывай подкрепление.
— А что ты сам палку не получаешь?
— Мне она не нужна. Не хочешь мне дать — давай ты пойдешь, толпу строить, а я в сторонке постою.
Олег, что-то сердито бубня, протянул мне палку, а сам стал напяливать на себя перевязанную синей изолентой в нескольких местах сбрую «Виолы». Я, расталкивая мужиков, стал пробираться к дверям. Минуты через две мне удалось это сделать, после чего я, не мешкая, надел на металлические проушины дверей кольцо наручников (купил с рук за двадцать пять рублей, старшина, сука, предлагал выдать только сломанные и без ключей).
Толпа, от неожиданности, на мгновение замолкла, потом взревела с новой силой.
— Ты что творишь, козел! Открывай, пока эту халабуду не снесли!
— Заткнитесь все — я придал толику истеричности своему воплю и аккуратно долбанул палкой по решетке дверей: — Сюда никто не войдет, пока не будет очереди. А будете орать — сейчас взвод ОМОНа подъедет.
— Мы сейчас улицу перекроем, будете знать, менты позорные!
— Кто сказал? Ты где, иди сюда!
Народ начал растерянно переглядываться.
— Я сказал, пока не будет очереди, сюда никто не войдет. Надо будет — я здесь час буду стоять, но никого не пущу. Теряем время, уже давно бы со своей водкой по домам разбежались.
Мужики, обиженно и дерзко, но вполголоса, что-то ворча, начали формировать какое-то подобие очереди.
— Нет, вдоль дома встали, по одному, тротуар не загораживаем.
Через пять минут я разомкнул кольцо наручников и стал запускать в магазин группами, по десять человек. Давали по две бутылки коньяка в одни руки. Судя по небрежной этикетке, ВИНАП — крупнейший наш производитель, вскрыл свои запасы коньячных спиртов, наверное, с поставками спирта для водки начались проблемы. Через полтора часа коньяк закончился. Неудачники, тихонько матерясь и кидая на нас злобные взгляды, решали проблему, где найти выпивку, рассасываясь по окрестностям, а мы с Олегом двинулись в сторону ЦУМа.
-Товарищи милиционеры, и куда вы смотрите! — дедушка в сером драповом пальто обличающе махал перед нами тростью: — спекулянты совсем обнаглели, а вы мимо проходите!
— Что случилось, отец?
— И он еще спрашивает, что случилось? Цыгане совсем обнаглели, три цены за сигареты просят. А у меня пенсия сто десять рублей…
— Извините, дедушка, но дальше будет только хуже.
— Да куда уже хуже?
Что я мог сказать старику? Только позорно уйти.
Цыганка, крупная тетка, лет пятидесяти, нагло улыбалась мне в лицо. С боков ее подпирали две товарки: одна совсем молодая, худенькая, с волосами, выкрашенными в какой- то нелепый желтый цвет, вторая была невысокой, полтора на полтора метра, на вид лет сорок, не больше.
Метрах в трех, позади их, ел сопли из носа чумазый цыганенок, лет пяти, одетый в штопанную куртку и резиновые сапоги коричневого цвета.
— Почем «Прима»?
— Полтора рубля за пару. Тебе, милиционер, за рубль отдам, раз ты такой бедный.
— То есть три цены магазинные ломишь?
— Так иди в магазин и покупай, а мне детей кормить надо.
— Тебя как зовут?
— Аза я, а что?
— Так вот, Аза, за свою наглость ты здесь торговать не будешь.
— А что ты мне сделаешь, у меня восемь детей, я Мать — героиня!
— То-то у тебя ребенок полуголый.
— У меня денег нет, их всех одевать! Еще ты цепляешься. Что ты хочешь, денег? Так вечером подойди, как все ваши, я тебе твой рубль отдам! — Аза орала в полный голос, собирая любопытную толпу.
— Так, ты меня достала — я схватил вопящую бабу за рукав кацавейки и поволок через арку во двор дома.
Аза перешла на ультразвук, мелкий соплежуй, бросив свой обед, вцепился в юбку худенькой цыганки и тоже завопил. Товарки вцепились в другой рукав Азы, я дернул посильней, и бабища, с криком «Убили», шлепнулась задницей на лед, из-под юбки во все стороны посыпались пачки наших и болгарских сигарет. Народ, скучкававшийся вокруг нас, громко обсуждал происходящее, в основном побеждало мнение, что спекулянты обнаглели. Аза, чуть сбавив обороты, продолжала вопить, что я сломал ей ногу, две ее подружки начали теснить меня, мешая цыганские и русские слова, угрожая, что завтра я, да нет, еще сегодня, буду уволен и расстрелян. Не имея желания слушать этот бред, я с криком «кому сигареты бесплатно», стал аккуратными пинками отправлять рассыпавшиеся пачки в толпу, которые легко скользя по обледеневшему асфальту, мгновенно и безследно исчезали в куче галдящих людей. Цыганки бросились собирать свой товар, я, дав команду Олегу, с двух сторон, подняли Азу с земли, и подгоняя ее малозаметными пинками, погнали по короткой дороге, в сторону отдела.
Для разбора с задержанными в Дорожном отделе, напротив дежурной части, располагался металлический стол с двумя тяжелыми лавками, куда мы и запихали немного угомонившуюся задержанную.
— Паспорт давай!
— Нет у меня, паспорта, дома лежит.
— Хорошо, сейчас тебя засуну в камеру, через три часа приду, и буду с тобой дальше заниматься. Давай, вставай.
— Я мать-героиня.
— Откуда мне это знать, у тебя же паспорта нет.
— Да на, подавись! — Азу сунула руку под вонючую кофту и вытащила оттуда