— Отойдите, Илья, — произнесла леди Уин Нуар.

— Я же могу помочь. Как тогда. — И он развернул ладони, не решаясь, однако, прикоснуться к ней.

Она сама вложила пальцы в его ладонь, прижала указательным его большой палец, и он почувствовал, как энергия упруго щекочет костяшки и покалывает под ногтями. Было страшно и увлекательно, так, что дух захватывало. Если он рассчитывал, приблизившись к её магии, понять, что именно она делает, то ошибся — теперь он понимал ещё меньше, чем наблюдая со стороны. Только одно он и успевал понять — то, насколько легко и непринуждённо госпожа Гвелледан конструировала сложнейшие магические схемы, причём всё это на лету, раньше, чем противник успевал пустить в ход одно-единственное заклинание.

Незнакомец, видимо, и в самом деле хорошо знал, как себя вести в бою, однако сейчас предпочёл грубый напор тонкостям мастерства. Должно быть, на искусность и изысканность он не рассчитывал именно потому, что понимал — для них всегда нужно лишнее время. Заставить противника играть по своим правилам, вынудить его только и делать, что отбивать атаки, — вот и добрая половина успеха. И первые секунды именно так всё и выглядело: чародей на виверне пускал в ход заклятье за заклятьем, каждый раз новые, а госпожа директор, не допуская их до оставшейся в целости части защиты, что-то такое с ними делала. Что именно — понять было невозможно, потому что следы их просто пропадали.

А потом боец занервничал. Илья сперва не понял, почему его виверн вдруг заметался, словно пытался выбраться из паутинной ловушки, стягивающейся над определённой точкой. Губы леди Уин Нуар слегка растянулись в усмешке. А потом воздух вокруг виверна вдруг забурлил магией, и эта магия сразу показалась юноше знакомой, уже однажды виденной. Он воспринимал заклятья не столько как структуры, сколько как последовательность различных оттенков, и теперь, за миг до того, как незнакомцу пришлось сражаться с собственными чарами, петербуржец узнал и магическое пламя, и кислоту с металлом, и другие элементы атакующих структур.

— Виверну жалко, — произнесла она, выворачивая запястье, словно хотела посмотреть, что у неё там, на тыльной стороне запястья. Пальцы Ильи при этом не отпустила, наоборот, ещё сильнее стиснула костяшками своих.

Он сперва не понял, почему чародейка вдруг заговорила о виверне. Но когда, чуть вскинув голову, госпожа Гвелледан отправила в противника что-то сложно-многоэтажное и, уж конечно, не безобидное, догадался. Занятый собственными чарами боец в эти мгновения вряд ли ещё хоть от чего-то мог защититься. Илья азартно проследил, как заклинание было нацелено на врага, и даже в какой-то момент снисходительно посочувствовал ему.

— Брякнется с такой высоты, — выдохнул он. — Вот кого надо жалеть.

— Его-то поймают. В подобных случаях обычно всё продумано, — едва слышно отозвалась женщина. — По-настоящему жалко только виверну.

— Должно быть, нелёгкое это дело — сохранять чужие заклинания, чтоб в нужный момент отправить их в хозяина?

— Нелёгкое и бесперспективное. Это возможно, но требует столько усилий, что ту же самую энергию и те же силы можно пустить на боевую магию намного более высокой степени поражения. Но молодой человек явно не учёл, что моя основная специализация — пространственные системы.

— Так вы направили его чары по каким-то особым пространственным путям. Вот оно что!

— Вроде того. Тут важнее всего правильно рассчитать расстояние и время выхода, но — опыт мне в помощь. — Обернувшись, она слегка улыбнулась ему. Там, над кромкой защиты, противник госпожи Гвелледан исчез в переливах магических помех. — Поднимайте защиту, Эрбелль! Не будем мальчика добивать.

— Если это вообще понадобится, — проворчал Всеслав. — И что вы кому доказали?

— Думаю, те, кто может, сделают вывод.

Женщина слегка отодвинулась от Ильи, и он только тогда обратил внимание, что по-прежнему полуобнимает её руками, да ещё и тянется губами к мочке её уха, выглядывающего из-под аккуратно уложенной причёски. В этот миг юношу смутно посетило ощущение, что он поступает как-то не так в отношении Мирним. Подобная мысль не могла радовать, да и вообще в этот миг задумываться ему не хотелось категорически. Он хотел лишь, чтоб всё как-нибудь шло так, как идёт, а вопросы и проблемы — вот было бы замечательно! — обошли бы его стороной.

Хотя некоторые мысли и соображения, не оформленные в намерения, едва-едва обретающие форму образов, уже беспокоили его. И в этой ситуации то, чего он больше всего хотел, не осознавая природы этого желания, оказывалось значительнее, чем любые логические доводы. Первично было устремление, а доводы, которые он мог привести себе, оправдывая, почему именно так готов поступить, — вторичны.

— Датчики работают? — осведомилась госпожа директор, прерывая неловкую паузу, повисшую над крышей.

— Всё отвечает, — заверил её Фредел, не поднимая глаз от экрана ноутбука. — Даже в той части, по которой пришёлся основной удар.

— В таком случае, господа, за работу. Мы с вами, Фредел, остаёмся здесь и растим наш ориор, а остальные — исправлять любой ущерб, который уже мог быть нанесён системе.

— Молодого человека оставляем здесь? — спросил учитель системной магии, кивая на Илью.

Женщина взглянула на него, и что-то в её лице почти неразличимо дрогнуло.

— Я думаю, Илья уже оказал нам большую помощь в том, в чём смог. Давайте его отпустим поработать с остальными ребятами. К тому же урок алгебры так и не был завершён. Всеслав, не сочтите за труд, пожалуйста, отыскать госпожу Оринет и попросить её подняться к нам с Фределом.

— Конечно! — Мастер был галантен как никогда.

Юноша посмотрел на леди Уин Нуар с укором, но она этого уже увидеть не могла, потому что повернулась спиной, глядя в экран ноутбука, где учитель-системщик взялся показывать ей что-то очень важное. Чудесное наваждение, захватившее Илью теперь, как тогда, во время создания скинтиля, словно бы заставило его и госпожу Гвелледан протянуть друг другу руки, а теперь она держалась с ним так, словно он был всего лишь одним из множества её учеников.

Но убедительного предлога, почему он мог бы задержаться здесь, у Ильи не нашлось, и он послушно поплёлся к входу на чердак. В здании его пробил жар, пришлось стянуть куртку и шапку, и, свернув одежду, юноша рассеянно поплёлся в столовую — там ему предстояли обед и указания мастера, следует ли ученикам старшей ступени вернуться на урок алгебры или отправиться восстанавливать разрушенное в ходе боя.

Выяснилось, что без школьников учителя вполне обойдутся.

Остаток дня у Ильи прошёл у глубокой задумчивости. На протяжении всего остатка дня он почти не сталкивался с Мирним, ни разу не оставался с ней наедине, и по поводу этого испытывал даже какое-то облегчение. И дело было не в том, что ему хотелось разобраться в себе, а в том, что совсем не хотелось разбираться.

Может быть, именно из-за этого состояния, а может, благодаря общему настрою и многодневной углублённости в вопросы своего Дара поздно ночью, уже переходя в туманное состояние полусна, когда перестаёшь понимать, чувствовать и расставлять вехи в пространстве и времени, он ощутил приближающееся видение.