— Ага. Мы чё — будем спать в машине?

— О «спать», — сказал брюнет, — не может быть и речи, я спешу. И еще запомни: по паспорту я Андрей Серов. — Тут он завел машину, поставил ногу на педаль газа и добавил: — Ну что? Перекрестимся на дорогу?

Оба перекрестились.

Он нажал на газ, и машина сорвалась с места.

Минутой позже они уже миновали зоопарк, спустились к Москве-реке и с Краснопресненской набережной вымахнули на мост и Кутузовский проспект, ведущий на запад, в Европу.

Марокко, дворец короля, покои министра безопасности.

Здесь, под расписным куполом потолка, возлежит на коврах и подушках министр безопасности с кальяном в руке, украшенной кольцом с сапфиром.

Перед министром раболепно склонился одноглазый араб со шрамами на лице.

— Мы перехватили шифрованный телефонный разговор, — говорит министр одноглазому. — Русские послали курьера с выкупом за этого бандита. Почти миллион долларов. Но его величество готов дать два миллиона, лишь бы этот курьер не доехал и бандиты отрезали голову собаке, который поднял руку на имущество его величества. Ты понял волю его величества?

Одноглазый кивает, кланяясь.

— Подними на ноги всю агентуру в Европе. Пусть полиция проверяет всех русских. Этот курьер не должен доехать.

Одноглазый кивает, кланяясь.

— Останови курьера, и пусть его деньги станут твоими. А я помолюсь Аллаху, чтобы нас не миновала щедрость его величества. Ты все понял?

Одноглазый кивает, кланяясь.

Министр вальяжным жестом отпускает его:

— Иди.

Одноглазый, пятясь и кланяясь, уходит.

Машина летела по Минскому шоссе. Вокруг был уже типично сельский пейзаж — невзрачные деревеньки, старые серые дома… Перед мостом через узкую речку мелькнул столбик с надписью: «р. Березина».

— Так это по этой дороге шел Наполеон? — спросила Алена.

— По этой, — усмехнулся Андрей. — Только непонятно зачем. Взял бы сначала турпутевку сюда, посмотрел бы, что тут и как, и не было бы никакой Бородинской битвы.

— А вы чё, Россию не любите? — обиделась Алена за родину.

— Почему? Люблю, — ответил Андрей. — Но странною любовью. Не победит ее рассудок мой…

— Ой! — перебила Алена. — Смотрите! Совсем как моя деревня! И мы в таком доме живем — ну точно!

— Вот именно, — отозвался Андрей. — И у вас, как тут, со времен Наполеона ничего не изменилось.

— А вот и неправда! У нас телик появился!

— А-а! — усмехнулся Андрей. — Зато сортир остался на улице.

Алена обиженно отвернулась к окну.

— Ну! — сказал Андрей после паузы. — Что ж ты замолчала?

— А у меня больше нет вопросов.

— За державу обиделась? Так-так… Только ты все равно обязана говорить со мной, это твоя работа, ясно? Чтобы я не уснул за рулем.

Но Алена продолжала молчать.

Разбитая, вся в выбоинах и трещинах, летела под колеса дорога, и машину трясло, как на стиральной доске. Только в Белоруссии полотно покрытия стало бетонным и гладким, как взлетная полоса. Андрей повеселел, прибавил скорость, и машина торпедой полетела вперед.

— А вы говорите! — укорила его Алена. — А мы, оказывается, вон какие дороги умеем строить!

— Еще бы! — усмехнулся Андрей. — Все для фронта, все для победы! Эту дорогу Хрущев построил. По ней наши танки должны были дойти до Парижа за тридцать шесть часов! А ты вообще водишь машину?

— Я трактор вожу, — отозвалась Алена.

— А какое у тебя зрение?

— Нормальное.

— Сто процентов?

— Ну…

— А у меня триста.

— Да ладно! Триста не бывает.

— Хочешь, поспорим? — Андрей показал на ближайший столб. — Вот столб видишь?

— Вижу.

— Какая на нем цифра написана?

— Семьсот три.

— Правильно. А вон тот видишь? — И Андрей показал на следующий столб, отстоящий в километре. — Какая на нем цифра? Видишь?

— Нет, еще не вижу.

— А я вижу. Семьсот четыре.

Машина приблизилась к столбу, на нем действительно было написано «704».

— Правда, — удивилась Алена. — Семьсот четыре.

— Но это еще что! — Андрей показал на столб, только что возникший на горизонте. — Вон тот столб видишь? Какая на нем цифра?

Алена молчала.

— Вот! — сказал Андрей. — А я вижу! Семьсот пять!

— Ой, да ну вас! — сообразила Алена. — Это же километры! Делаете из меня дуру! — И обиженно перелезла на заднее сиденье, открыла там сумку-холодильник, принялась делать бутерброды.

— Ничего не дуру, — сказал Андрей. — Я тебя учу.

Открыв бардачок, он достал из него пластиковый пакет, передал Алене:

— На, надень.

— Что это? — Алена отложила готовые бутерброды и открыла пакет. В нем были дешевые клипсы, нательный серебряный крестик на дешевой цепочке и еще какая-то бижутерия. — С чего это я надену?

— Потому что я сказал! — вдруг жестко отрубил Андрей. — Ясно?

Алена, обиженно поведя плечами, надела крестик и клипсы, посмотрела в зеркальце.

— Они мне не личут…

Андрей усмехнулся:

— «Личут»! «Чё»! Ты на самом деле такая дремучая или прикидываешься?

— Ах так?! — обиделась Алена и убрала готовые бутерброды.

К вечеру они были под Брестом и уперлись в хвост трехкилометровой очереди автомашин перед таможней и пограничным КПП.

По всему было видно, что этот табор стоит тут целую вечность — легковые автомашины всех моделей и марок… туристические автобусы… мешочники… шоферы… челноки… беженцы с детьми…

— Блин! — в досаде выругался Андрей.

— А что здесь происходит? — не поняла Алена.

— Брест, — сообщил Андрей. — Граница на замке, Брестская крепость, железный занавес… Вот что: сиди в машине, никуда не выходи, поняла?

Алена независимо повела плечом.

— Нет! Тебе ясно? — снова жестко сказал Андрей. — Ни в туалет, никуда!

— Ну, ясно, ясно…

Изъяв ключ из рулевой колонки и защелкнув все дверные замки, Андрей стремительно убежал куда-то вперед этой длиннющей очереди.