Он отступил назад, но не уходил, дожидаясь, когда клиент расплатится.

— Мы можем заказать такси? — спросила Алиса, когда официант забирал деньги.

— Это не требуется. Машины дежурят у выхода.

— Поехали! — Девушка поднялась, подхватила сумочку и потянула за собой смущенного своим счастьем Задорина.

Усевшись на заднее сиденье в теплое такси, Алиса взяла Сергея под руку.

— Куда? — обернулся усатый водитель.

Задорин вопросительно взглянул на Алису. Он чувствовал, что инициатива принадлежит ей. Девушка склонила голову на его плечо и, как само собой разумеющаяся, произнесла:

— К тебе.

Когда такси тронулось, она как ласковая кошечка потерлась носом о его бороду.

— Хочу привыкнуть к этой щекотке.

Сергей Задорин с гордостью ощутил, как в груди разрастается большое светлое чувство. Ему было приятно общаться с этой девушкой. Она умела слушать, искренне восхищалась его необычной работой, а ее наивные вопросы умиляли и возносили на пьедестал скромного ученого. Еще она умела прикасаться. Руками, щекой, бедром, носом. Он давно не испытывал тот радостный трепет, который охватил его в момент смелого поцелуя в кафе.

И он верил, что сегодня его ждут еще много сладких мгновений.

За спиной Антона Шувалова клацнул кодовый замок подъезда. Как металлический пес, огрызнувшийся на непрошенного гостя. Антон плелся к дороге, ничего не замечая вокруг. Сегодня он впервые серьезно поругался с женой. Единственная измена за десятилетний брак расколола его счастливую семейную жизнь.

А может, все эти годы счастлив был только он, а у Ольги постепенно накапливалось недовольство? Во многом она права. Он действительно очень мало занимался семьей и сыном, отдавая драгоценное время любимой работе.

Огонек сигареты прочертил в темноте затухающую дугу. Из-за листвы показалась невысокая темная фигура, в которой Шувалов с удивлением узнал Елену Репину.

— Захотелось покурить, — смущенно развела она руки, объясняя свое присутствие. — В машине я не дымлю. А ты куда собрался?

— К родителям. Давно не навещал. — Щеки тридцатипятилетнего мужчины порозовели, но при тусклом свете фонаря обнаружить это было невозможно.

— Понятненько. Садись в машину, подвезу.

— Ты моя палочка-выручалочка, — пошутил Антон, открывая дверцу.

— Не обольщайся, я даром не работаю. Сегодня — я тебе, завтра — ты мне.

— Заметано.

— Куда ехать?

Антон назвал адрес и поймал себя на мысли, что ему всегда легко общаться с внешне грубоватой, но чуткой Еленой Репиной.

Выехав на пустой проспект, Елена кивнула на мелькнувшие за окном электронные часы и спросила:

— Не боишься напугать родителей?

— Поздновато, согласен. — Шувалов попытался храбриться. — Как говорится: лучше поздно, чем никогда.

— Мне кажется, это не тот случай.

Шувалов промолчал, не представляя, как он объяснит ночной визит разбуженной маме. Елена управляла автомобилем, время от времени бросая заинтересованный взгляд на попутчика.

— Ты знаешь, единственный день, когда я готовлю себе ужин — это воскресенье. В будни некогда и незачем, я ведь живу одна. В субботу уборка, стрика, магазины. А по воскресеньям я открываю кулинарный журнал, выбираю самое красивое блюдо и готовлю его строго по рецепту. Иногда получается, как на картинке.

— Ты во всем мастерица, я уверен.

— Не льсти, если не видел.

— Я вижу тебя на работе.

— Кухонный нож и скальпель — не одно и то же.

— Конечно. Со скальпелем труднее.

— Как сказать. Сегодня я приготовила лазанью с уткой и розмарином, — продолжила объяснение Елена. — Мне потребовался утиный фарш, сыр пармезан, соус Балоньезе, черешки сельдерея и белое вино. Тесто для лазаньи я купила готовое.

— А розмарин?

— Само собой. А ты внимательный.

— Не представляю, что это такое.

— Я тоже, до сегодняшнего дня.

— И как выглядит это блюдо?

— Очень аппетитно. По крайне мере на фотографии.

— Что, не получилось?

— Не успела посмотреть. Когда ты меня вызвал в лабораторию, мне осталось запекать тридцать минут. Я поставила плиту на таймер и помчалась в институт. Сейчас приеду, а там…

— Божественный запах.

— Или черные угольки.

— Я верю в лучшее.

— А хочешь посмотреть?

«Хочу», — чуть не вырвалось у Шувалова, но вслух, он с сомнением произнес:

— Уже поздно.

— Это к пожилым родителям поздно без предупреждения, а ко мне — в самый раз. — Елена свернула с дороги, проехала квартал, бросила на Шувалова испытывающий взгляд. — Тут рядом. Порция большая, и открытую бутылку вина я одна не осилю.

Шувалов не стал возражать.

Лазанья отнюдь не подгорела и оказалась по-настоящему вкусной. Ужинали при свечах, так решила Елена. В углу тлели индийские палочки с дурманящим благовонием. Почти не разговаривали. Антон пил много. Сначала вино, потом виски. И размышлял.

Почему, даже простая романтика бесследно выветрилась из его семейной жизни, особенно, после рождения сына? Жизнь катилась обыденно и монотонно, как троллейбус по кольцевому маршруту. За окном всё то же, что вчера и на прошлой неделе. И никуда не свернешь, провода не пускают.

Репина ни о чем не спрашивала, смотрела на него печально и выжидающе. После сытного ужина она протянула Антону полотенце и сказала:

— Я постелю тебе на диване.

Выйдя из душа, он лег и долго не мог заснуть на новом месте, бесцельно наблюдая, как по потолку проплывают светлые пятна от редких машин. Закрытые рамы не пропускали звук, только свет. Он подумывал встать и зашторить окно, но шуметь не хотелось.

А потом приоткрылась дверь. Комнату наполнил тонкий аромат духов, зашуршало одеяло, и гибкое женское тело под шелковой сорочкой прижалось к его голому торсу.

Слов опять не было. Только нежные руки и требовательные губы проделывали такое, что сопротивляться ласковому вторжению было невозможно. Сознание затуманилось. Тяжелую плотину горечи размыло вездесущее женское тепло. Мозг выключил неприятные воспоминания и задействовал нейроны, ответственные за чувственные удовольствия. Два тела сплелись. Интимные прикосновения порождали в их головах облака невидимых микровспышек. Разряды накапливались и уплотнялись, чтобы в нужный момент пронзить организмы единой молнией первобытного восторга.

Утром, перед тем, как выскользнуть из-под одеяла, Ольга спросила: