– То есть, – с непонятным удовлетворением произнес Арно, – они начнутся?

– После пресловутого обеда мне это стало очевидно. Слишком много салфеток и сливочников, чтобы воевать в Великий Излом. Ты не хочешь еще раз назвать меня Заразой?

– Надоело. Разворачивай карту.

Еще один дуб-одиночка, орудийный гул отдаляется, лошади перемахивают промоину и сворачивают в пологий овраг, у горла которого крутятся дюжины полторы алатов в медвежьих плащах.

– Пишта! – видимо, объясняет Карои и поднимает сцепленные в замок руки. Этот жест Робер помнил, и означал он «скоро». Скоро, очень скоро долгожданная драка, как же витязям не перехватить по пути вожака, не услышать вестей самим?

Они съехались у пятнистой, как затаившийся барс, осыпи. Встреча – пятеро матерых вояк, будто по команде, подкручивают немалые усы, за плечами ветеранов тянет шеи молодняк; горбоносый парень в сползшей до бровей шапке похож на Жильбера. Очень…

– Это Робер, – представляет Карои, – они с моим Балинтом рядом рубились, теперь вот здесь пойдет, с нами. Добрый вояка, ну и в придачу маршал Эпинэ! Пишта!

– Здесь, гици, – весело откликается оказавшийся Пиштой «Жильбер», в поводу у него крупный соловый жеребец.

– Хо́вираш, – представляет принюхивающегося коня Гашпар. – выезжен, крепок на ногу, в деле бывал, не подведет.

– Спасибо!

Хорошо, что в карманах остался сахар! И конь хорош, и те, с кем идти в бой… Всё одно к одному, даже солнце в снегах.

– Бери, друг! – Жеребец берет лакомство доверчиво и деликатно, из розовых ноздрей вылетает облачко пара. – Ховираш, значит? Это ведь цветок такой?

– Да, – радостно откликается самый румяный из витязей. – По весне от них распадки аж светятся! Я – Имре от знаменного сокольца[3]. Пойдем рядом, так что знай.

– Коломан, – машет рукой чернобровый, с выбившейся из-под шлема седой прядью, – от первого…

– Гергей от третьего…

– Дьердь…

– И еще Гергей.

– За знакомство! – уже вытащил флягу румяный Имре. – По глотку оно, как шенкелем!

– Как без того? – подхватывает под нарастающий гомон и веселую перекличку рожков Коломан. – Никак нельзя!

– Когда ж ты прибыл? – любопытствует Дьёрдь. – Про Ариго слышно было, про Фажетти, про Райнштайнера с его пиводуями, а тебя-то каким ветром?

– Ночным, – Карои пьет сразу за хозяином фляги. – С Алвой он заявился. Чудом к бою поспели, отреконь гнали.

– Так вот с чего ты Гергё спе́шил! Коня маршал заморил.

– Не без того!

– Неужто совсем?

– Нет, друзья. Оживет.

– Вот и хорошо…

– Надо ж, с кем прибыл…

– И наездник отличный…

– То видно с первого взгляда…

Фляга уже под носом, нужно опять пить. Ничего, пара глотков не навредит, наоборот!

– Живите!

– Куда денемся?

– Вот и познакомились. Кольчугу бы тебе или хоть кирасу!

– Не нужно. Вам доспех привычен, мне – нет.

– Нет так нет, – решает Карои, – но шлем наденешь.

– И медведя на плечи!

– Шкуру? – не сразу сообразишь, ну так и язык не то чтоб родной. – Тут сноровка нужна.

– Какая такая сноровка? – смеется второй Гергей. – Подвяжем и вперед!

– Движений она, при правильном креплении, не стесняет, – объясняет Гашпар. – Поворотись-ка. Пишта!

– Сейчас, гици.

– Как готов будешь, – велит за спиной Карои, – ищи меня у Сокола.

Копыта ударяют в морозную землю, как в бубен, несколько лошадей срываются с места в галоп. Конский топот сливается с общим гулом: слева, за холмами, упорно бахает артиллерия, не давая забыть, что там идет сражение. Ветер сносит звуки на талигойцев, и это удачно – алатские рожки перекликаются все чаще, хотя откуда «гусям» знать, что это за песня, они ждут другого, вернее, не ждут. Неужели это север? Неужели прошло столько лет?

– Готово! – радует Пишта. – Пусть гици руку поднимет!

– Саблю вытащи!

– У меня шпага!

– Что есть, то и тащи!.. Ну? Мешает?

– Вроде нет… Нет, не мешает!

– Хе-хе, деды-то не дураки были, за долгие годы научились носить…

– Поворачивайся. Хватит снег глазами гладить!

Смеются. Так смеются лишь перед чаркой да перед боем. Карои ускакал, как и Коломан с тем Гергеем, что пониже, зато из-за каменного барса вылетел шустрый малый с двумя шлемами. Первый оказался велик, второй подошел.

– Как влитой, – одобряет Имре и подносит ладонь ко лбу. – А теперь давай быстро, а то в узости Сокола не догнать будет.

– Догоним, – откликается Эпинэ, понимая, что вот так крылья и отрастают. – Ховираш, скажи, ведь догоним?

Соловый согласно фыркает, он готов скакать и хочет быть первым, а колонна уже двинулась извилистой балкой к невидимой Хербстхен.

То, что они с Вороном перешли на дриксен, Руппи понял, когда прискакал ведавший артиллерийским резервом фок Зальмер.

– Господин канцлер, – молодцевато доложил он. – Согласно приказу фельдмаршала прибыл в ваше распоряжение.

– Добрый день, полковник. – Ворон неспешно убрал шпагу и подхватил со снега плащ и шляпу. – В бою подчиняются не канцлеру, а командующему, так меня и называйте. Фельсенбургом во избежание путаницы лучше называть Руперта.

– Да, господин командующий, – артиллерист неожиданно улыбнулся. – Вверенные мне орудия уже в пути. Где они должны быть размещены?

– Наша задача – фланговым огнем сорвать решительную атаку противника. Удар фок Ило нанесет в наиболее узком месте равнины, то есть здесь. А мы – расстреляем их из ваших отличных пушек, которые поставим, – Алва небрежно указал на длинный увал, узким клином вдававшийся в равнину со стороны позиций Бруно, – вон там.

Дурацкая мысль, что мама оценила бы изящество жеста, мелькнула и пропала. Не чувствуя холода, Руппи воззрился на место будущей батареи. От места предполагаемой атаки – шагов семьсот. Для ружейного огня далеко, для ядер – вполне годится, но всё остальное…